— Одно нам теперь бесплатное удовольствие предоставлено — ложись и умирай.
Сильно я закручинился, и первым это делом, по-нашему, по- деревенскому, рассчитал пропить все эти деньги, оставить бабу с ребятами в деревне, а самому в Москву — в работники. Но недаром говорят — утро вечера мудренее. Наутро встал, и первая мысль в голову: “Сходи к старцу Анатолию, да и только”. Делать нечего, встал, оделся, иду. Прихожу вот так, как сейчас, народу видимо и невидимо. Где, думаю, тут добраться да побеседовать; хоть бы под благословение-то подойти. Только это я подумал, ан, глядь, отворяется дверь из келлии, и выходит старец Анатолий. Все двинулись к нему под благословение. Протискиваюсь и я. А у него, у Старца-то, такой уже обычай, когда он осеняет святым благословением, то он в лобик-то так как будто два раза ударяет и кладет благословение медленно, чинно, так что иногда за это время несколько словечек ему сказать можно. Так я решил сделать и здесь. Он благословляет, а я говорю в это время:
— Погибаю я, Батюшка, совсем, хоть умирай.
— Что так?
— Да вот так и так, — говорю, насчет дома.
Покаялся ему, что и деньги пропить решил. Ведь сами знаете, если хочешь правильный ответ от старца получить, должен все ему сказать по порядку. Остановился это Старец, как будто задумался, а потом и говорит:
— Не падай духом, через три недели в свой дом войдешь.
Еще раз благословил меня, и, верите ли, вышел я от него, как встрепанный. Совсем другим человеком стал. Ожил. Откуда и как это может случиться, что я через три недели в свой дом войду? Я и не раздумывал, а знал, что это непременно будет, потому что старец Анатолий так сказал. Так что же бы вы думали: вечером этого дня нанимает меня седок в Шамордино. Еду через деревню (следует название деревни), и вдруг меня окликает чей-то голос:
— Слушай, скажи там своим в деревне, не хочет ли кто сруб у меня купить... Хороший сруб, отдам за четвертную, и деньги в рассрочку.
Понимаете, чудо-то какое? Конечно, сруб я оставил за собою, а на другой день опять к отцу эконому; тот на этот раз был помягче, согласился. И через три недели, на четвертую-то, мы с женою ходили уж благодарить старца Анатолия из своего собственного дома... Вот он какой, старец Анатолий-то!...
И много таких рассказов раздается вокруг святой келлии этого подвижника духа.
Наконец, после долгого ожидания, распахнулась дверь келлии, вышел Старец и начал благословлять всех, находившихся здесь. Когда дошла очередь до меня, я со своей спутницей испросил разрешения побеседовать с ним несколько минут. Старец тотчас же принял меня. Мы вошли в большую, светлую комнату, украшенную, конечно, образами, портретами иноков. Старец вступил с нами в беседу.
Он, оказывается, уроженец Москвы, где у него и сейчас имеются родственники. Я ему рассказал все свое прошлое377, деятельность своего последнего времени, переживания. Он благословил меня на дальнейшую работу в том же направлении, а затем преподал очень много удивительно ценных советов и назиданий для будущего. Во-первых, меня поразило то, что все эти советы и назидания его с поразительной точностью совпали с назиданиями и советами других старцев в прошлом году; а затем меня тронула та изумительная любовность, теплота и мягкость в обращении, которых я действительно нигде и никогда не встречал.
Какое-то чудное, неотразимое влияние оказывает он этими своими духовными качествами на человека, прямо не хочется уходить из его келлии, отрываться от упоительного созерцания той духовной красоты, находясь под влиянием которой, мне кажется, можно из самого закоренелого грешника превратиться в хорошего, чистого человека.
Каждый его поступок, каждое его движение, каждый его шаг — все как будто говорит само собою за непреодолимое желание его чем-нибудь утешить человека, что-нибудь доставить ему большое, приятное.
Если так можно выразиться, у того Старца в Оптиной Пустыни преизбыточествует по отношению ко всем одинаковое чувство какой-то материнской любви.
377
В недавнем прошлом автор воспоминаний был редактором одного спиритического журнала «Спиритуалист: Вестник исследований в области общения с загробным миром», издававшегося в 1905-1909 гг. в Москве. После разрыва со спиритизмом выступал с духовно-просветительскими лекциями, впоследствии собранными в книгу «Тихие приюты для отдыха страдающей души» (М., 1913). —