Келейник митрополита Гавриила, архимандрит Феофан, приводит случай обращения в Православие ожесточенного раскольника. Случай этот дает понятие о духоносности и силе молитвы Преосвященного Гавриила.
«Митрополит Гавриил, видя, что никакими убеждениями вразумить его (раскольника) нельзя, обратился к образу Божией Матери с такою молитвою: “Не могу этого жестокого сердца привести в чувство; Ты уж Сама, имиже веси судьбами, обрати его”. Тот смягчился и стал просить посмотреть, как служат Литургию. Старичок игумен Нифонт служил; вдруг превеличайшее благоухание услышал Ксенофонт и видит свет, а этот свет явился и опустился в потир. После этого обратился, а прежде и слышать не хотел, — сядет и шапку нахлобучит; пошел на Валаам и там постригся»83.
Кроме внешней деятельности, митрополит Гавриил трудился еще как проповедник и церковный писатель. В проповедях он действовал на разум слушателей в отличие от митрополита Платона, который действовал на чувствительность и воображение. Однажды в день тезоименитства Екатерины митрополит Гавриил имел смелость говорить против крепостного права в ее присутствии и, разумеется, всей придворной знати. Он был плодотворным писателем, и труды его имели большое значение в его эпоху. Но главным детищем митрополита Гавриила было монашество, на восстановление которого он и положил все свои силы.
Митрополит Гавриил, бесспорно, является центральной фигурой в эту эпоху возрождения. Расцвет монашества обязан ему в большой степени. Его келейник старец Феофан метко о нем выразился: «Монашество, даром что все по школам учился, знает лучше нашего»84. Это был святой подвижник и аскет. Путь святости был ему оттого не чужд, что этим путем шел он сам.
Из автобиографии его келейника мы узнаем подробности его домашнего быта. «Вот и Преосвященный Гавриил муж был добродетельный, премудрый, богослов и философ, а больше всего то, что угоден Господу Богу. Я сподобился послужить ему, недостойный. Господь Бог привел меня послужить такому великому мужу; десять лет жил я у него... Преосвященный Гавриил прозорлив был и великий святитель был»85. И далее он говорит о своем владыке: «Преосвященный Гавриил был все в слезах, все плакал. Когда служил, все со слезами служил... У Преосвященного Гавриила положено было раздавать нищим каждый день 50 рублей — это медных только, а ассигнациями и золотом сам раздавал, да по 300 рублей каждый месяц на тюрьмы. Медные деньги раздавал я, и по всем тюрьмам я же развозил.
А как был воздержан Преосвященный, то это видно из следующего: когда он кушал один, то всегда было два блюда — кусок свежепросольной осетрины и уха, а когда архимандриты обедали, то четыре блюда, и не более. В каждый постный день ел только однажды. Приехал однажды к Преосвященному Псковский Ириней, а у Преосвященного рыбного-то кушанья не было приготовлено. Подают пироги с горохом, тот говорит:
— Что это такое?
Преосвященный смеется:
— Пироги с горохом. Ты, я думаю, едал. Что, разве забыл?
Ну, перекрестился Преосвященный Ириней:
— Благослови, Господи, есть нового изобретенья кушанье — пирожки с горошком.
В постный день стол был: щи с грибами и с постным маслом. Я говорю Преосвященному:
— У нас есть всякие масла, даже миндальное, — не угодно ли с теми приготовлять кушанья?
Преосвященный изволил сказать:
— Надобно, брат, привыкать к этому, может быть, со временем и этого не будет. Однажды говорит:
— Навари-ка ты мне щей на неделю, только бы можно было разогреть.
А я говорю:
— Чтобы заморозить — ведь это не так-то хорошо.
— То-то, — говорит, — я это примечаю, нет уже вкусу-το никакого.
После ранней обедни никогда не кушал. В девять часов уедет в Синод, а в третьем приедет. К вечерне и к утрене всегда ходил. Он любил строиться. Троицкий собор в Лавре при нем украшен...
Когда во дворец езжал, то прежде всего молился Богу, все в землю. Однажды кладет поклоны земные, — я пришел, он говорит мне:
— Дай Бог, чтоб сегодняшний день так прошел»86.
«Перед смертью своей в Новгороде также говорил:
— О, это столетие-то страшное начинается.
Умер он без меня, в то время послал меня с Лаврою рассчитаться. Умер сидя. Секретные письма перед этим я все писал: он не доверял никому другому. Я за неделю до кончины был у него с о. Назарием; сидел с нами за столом, только уже мало кушал. За год предчувствовал свою кончину и, когда я был у него, говорил мне:
— Близка моя кончина.