— Я сие сотворил не своей властью, но это сделалось по вере приходящих, и действовала благодать Святаго Духа, данная мне при рукоположении, а сам я человек грешный.
Чудеса, совершаемые Старцем, были бесчисленны: толпы обездоленных стекались к нему, окружали его. «Случилось мне однажды, — писал иеромонах Леонид (Кавелин), будущий наместник Троице-Сергиевой Лавры, — проезжать из Козельска в Смоленскую губернию. На дороге в уединенных деревушках поселяне, узнав, что я еду из Козельска, наперерыв спешили узнать что-нибудь об о. Леониде. На вопрос, почему вы его знаете, они отвечали:
— Помилуй, кормилец, как нам не знать о. Леонида? Да он для нас, бедных, неразумных, пуще отца родного. Мы без него были, почитай, сироты круглые».
Но совсем иначе относились к Старцу некоторые духовные лица, в том числе Калужский епархиальный архиерей Преосвященный Николай, который творил много неприятностей Оптиной Пустыни. Этот епископ имел твердое намерение сослать старца Льва в Соловецкий монастырь для заключения. И если бы не сильное заступничество митрополитов Филаретов — Киевского и Московского, — старцу Льву было бы несдобровать.
Но не все епископы мыслили одинаково. Были между ними и духовные. Однажды, в бытность о. Льва в Калуге, встречные лица, узнав его, становились на колени и кланялись ему в ноги. Увидев это, начальник полиции решил, что дело нечисто, и сделал соответствующее донесение епископу Никанору, будущему митрополиту С.-Петербургскому. Владыка вызвал к себе Старца, и на вопрос, как он верует, Старец спел ему «Верую» по-киевски, т. е. начиная с низкой ноты и повышая тон до самой высокой. По пословице «Рыбак рыбака видит издалека» добрый владыка понял, кого он видит перед собой и почему Старцу кланяются в землю. Он задержал Старца у себя в течение нескольких дней, ухаживал за ним, угощал его, так что Старец два дня не ел, вернувшись домой. К сожалению, этот добрый архипастырь правил недолго, тогда как епископ Николай правил долго и даже пережил Старца.
Здесь надо сделать некоторое отступление для тех, кто не знаком с первой частью нашей работы134. Нами было показано, что вскоре после крещения Руси и до падения Византии бесчисленные толпы паломников устремлялись на Восток, воспринимая там дух и традиции подлинного Православия и привозя с собой святоотеческую литературу. Так было до Флорентийской унии, когда поколебался греческий авторитет, и до скоро последовавшего за тем падения Византии. По справедливому выражению английского ученого Дональда Николь в его книге «Метеоры», «исихазм не был доктриной XIV века — его происхождение исходит из подлинных корней византийской духовности»135. Этой духовностью и питались наши древние святые. Когда же прекратилась связь с православным Востоком, русское подвижничество замкнулось само в себе. Духовных школ тогда не существовало. После светлой эпохи XIV и XV столетий, связанных с преподобным Сергием и плеядой его учеников, наступил период духовного застоя. Вместо подвига, указанного святыми отцами, состоявшего в очищении сердца от страстей с помощью непрестанной молитвы, настало время внешних подвигов, время железных цепей и пудовых вериг. Число святых уменьшилось. После же царствования императора Петра, в течение ста пятидесяти лет, монашество вообще подвергалось преследованиям со стороны правительства. Наступил полный упадок. Когда же в начале XIX столетия ученики схиархимандрита Паисия Величковского вновь насадили на Руси святоотеческую традицию, плодом которой является благодатное старчество, число святых умножилось необычайно. Жития этих неканонизированных подвижников собрал в четырнадцати объемистых томах епископ Никодим незадолго до Первой мировой войны. Многократно в житиях этих упоминается о преследовании подвижников полицией. Пустынникам приходилось скрываться. Игумен Оптинский Моисей с братом о. Антонием, как было выше сказано, скрывались с другими пустынниками в Брянских лесах. Чисто духовное начало встречало полное непризнание со стороны гражданской власти. Также и молодая наша богословская наука еще не вышла на самостоятельный, независимый православный путь и находилась под влиянием западной науки. А потому и старчество не было изучено с православной точки зрения. Естественно, что многие архиереи гнали старчество, не постигая его сущности и значения.