Мы здесь не в состоянии коснуться, хотя бы даже кратко, жизнеописания митрополита. Мы только можем попытаться отметить его значение касательно интересующей нас темы, т. е. распространения святоотеческого учения о внутреннем делании в России. Мы скажем предварительно только несколько слов о том, какое выдающееся место занимал митрополит Филарет в церковной жизни своего времени.
С 24 марта 1821 г., еще в сане архиепископа, Филарет занял Московскую кафедру. Ему было тогда 39 лет. Здесь он пробыл до самого гроба. В течение этих 46 лет (1821-1867), как утверждает его жизнеописатель Н. И. Барсов, ни один вопрос догматический, канонический, церковнозаконодательный, ни одно административное распоряжение Святейшего Синода, имевшее значение для Церкви, не решались и не воспроизводились без предварительной справки о том, как думает об этом вопросе или решении Филарет, и редко что-нибудь делалось в Синоде иначе, нежели думал Филарет138.
И это положение существовало даже несмотря на то, что вследствие несогласий с 1843 г. митрополит раз и навсегда отказался от присутствования в Синоде. Но, по верному замечанию профессора архимандрита Константина, «в этой обособленности и мог возвыситься митрополит Филарет до значения, близкого к положению главы Церкви, с которым надо было договориться обо всем значительном в области церковного»139. Из Синода ему посылались на рассмотрение все затруднительные дела. Он рассмотрел до 1000 таких дел и дал на них свое решение. Эти решения по церковным и общегосударственным вопросам были отпечатаны в 1885-1887 гг. в восьми томах140 и служили образцами для дальнейших решений. Единственное, что митрополит Филарет, несмотря на свое желание, не мог провести в жизнь, — это восстановление живого единства поместного епископата, осуществляемого в постоянном совещательном общении сопастырей и епископов, закрепляемом по временам малыми съездами и соборами. Как известно, в синодальный период Церковь не имела до самого конца свободы действования.
«Авторитет Филарета, — говорит профессор Е. Сумароков, — особенно ценен в тех случаях, когда погрешности в учении исходят от лиц священного сана. Тот или другой отрывок из Филарета обнаружит всякую ошибку. И вот почему лица, имеющие более пристрастия к самочинию, чем к мнениям Церкви, относятся к Филарету с трудно скрываемым озлоблением, чувствуя в нем вечного и строгого судью, стоявшего на страже Православия...
Бог послал Филарета Русской Церкви, чтобы пред теми днями, когда умножатся лжеучения, отлить содержание Православия в металлические незыблемые формы, ясности очертания которых нельзя закрыть никакими чуждыми придатками от глаз тех, кто прежде всего станет искать в жизни верности своей Церкви... В своих бесчисленных трудах, — продолжает Сумароков, — митрополит Филарет выразил в полноте все истины Православия, дав современной и будущей России основанный на многовековом опыте церковной жизни и в творениях всей совокупности учителей церковных совершенный кодекс того, “како веровати”»141.
Таким образом, отрезок времени, проведенный митрополитом Филаретом на кафедре Московской, может быть назван филаретовским веком. И если в свое время Санкт-Петербургский митрополит Гавриил, возобновитель монастырей, последователь святоотеческого учения о внутреннем делании, посеял повсюду семена этого учения, то содействие и внимание со стороны митрополита Московского Филарета во многом благоприятствовало произрастанию этих семян.
Мы здесь пытались обрисовать Филарета как гениального церковного деятеля, но мы оставили в стороне его столь же великий дар церковного оратора и проповедника. Вот как В. Н. Лосский в кратких и сжатых словах касается этой темы.
«Не будучи до сих пор канонизованным142, Филарет Московский принадлежит к великой линии епископов-богословов, которых Церковь прославляет, именуя их отцами. Действительно, можно сказать, что он был отцом богословской мысли в России.
После екатерининского века просвещения, после смущения от “религии сердца пиетистов”, Филарет обращается к мысли, призывая ее исследовать бездонные тайны Откровения. “Христианство не есть юродство или невежество, но Премудрость Божия”. Подобно самым величайшим между отцами Церкви, он настаивает на необходимости богословского рассуждения, на бдительности мысли, которая должна приступать без страха к разрешению умственных затруднений. Проповеди Филарета напоминают гомилии св. Григория Назианзина своим богословским богатством, также св. Василия — безупречным мастерством, которым он сдерживает полет своей мысли, требуя от нее точной меры. В классической своей проповеди на Великий Пяток (1816) Филарет развивает свою любимую тему — искупление. После рассуждения о Кресте, воздвигнутом “ненавистью иудеев и буйством язычников”, он переходит к поклонению Кресту как символу Божественной любви, укорененной в предвечном святилище Святой Троицы. Это тайна, сокрытая от веков и родов (Кол. 1, 26). Тайна Агнца, закланного от создания мира (Откр. 13, 8). Так Бог возлюбил мир (Ср.: Ин. 3, 16)»143.
138
См.:
139
Вероятно,
140
Неточность: имеется в виду изд.:
143
Вероятно,