Удивленный прозорливостью старца, о. Антоний сказал потом:
— Батюшка! Душа человеческая перед вами открыта, как лицо в зеркале в моих глазах: не выслушав духовных нужд и скорбей бывшего сейчас богомольца, вы ему все высказали.
Отец Серафим не сказал ни слова. Строитель продолжал:
— Теперь я вижу: ум ваш так чист, что от него ничего не сокрыто в сердце ближнего.
Отец Серафим положил правую руку на уста своему собеседнику и сказал:
— Не так ты говоришь, радость моя. Сердце человеческое открыто одному Господу, и один Бог — сердцеведец; а человек приступит, и сердце глубоко (Пс. 63, 7).
За сим рассказал он, как некоторые укоряли св. Григория Богослова за то, что он приблизил к себе Максима циника. Но святитель сказал: «Един Бог вещает тайны сердца человеческого; а я видел в нем обратившегося от язычества в христианство, что для меня — велико».
Строитель опять спросил:
— Да как же, Батюшка, вы не спросили от купца ни единого слова и все сказали, что ему потребно?
Отец Серафим, отверзши уста и распространив слово, начал изъяснять:
— Он шел ко мне, как и другие, как и ты шел, яко к рабу Божию. Я, грешный Серафим, так и думаю, что я грешный раб Божий: что мне повелевает Господь, то я и передаю требующему полезного. Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе; а только верую, что так мне указывает воля Божия для его пользы. А бывают случаи, когда мне выскажут какое-либо обстоятельство, и я, не поверив его воле Божией, подчиню своему разуму, думая, что это возможно, не прибегая к Богу, решив умом: в таких случаях всегда делаются ошибки168.
Епископ Леонид (Краснопевков), викарий, записал в 1849 г. замечательный рассказ, слышанный о. Феодором от наместника и ему переданный. Отец Антоний рассказывает, что, когда постригся он в монахи, было у него пламенное желание того жития, образец которого встречал он в книгах отеческих, им прочитанных: ему хотелось, по примеру древних, начать с того, чтобы волю свою бросить в горн послушания, совершенно отречься от себя и предать волю свою в волю избранного старца. С этой мыслию пошел он к о. Серафиму (это было в Сарове). Выслушав его, о. Серафим взял его за руку и вложил в руку старца, который случился в его келлии. «Я так и обмер», — говорит о. наместник, потому что, как нарочно, судьба свела его в келлии о. Серафима в такую важную минуту с человеком, слабости которого были ему известны и которого особенно не хотелось бы ему иметь своим наставником, что было бы делом неизбежным, если бы так решил о. Серафим, ибо о. Антоний решил во всем повиноваться его воле. «Если бы знал о. Серафим, — был помысл Антония, — что этот, впрочем, добрый старец так часто приглашает меня к себе, чтобы только полакомиться со мною, между тем как я, оставив в мире и то, что было гораздо поважнее, так мало имел расположения ввязываться в эти пустяки; или если бы о. Серафим заметил теперь, как одобряет он движение о. Серафима соединить меня с ним, конечно, узами послушания». Все эти мысли толпились в голове о. Антония, возмутили его. Но скоро дело выяснилось. Отец Серафим сказал старцу: «Возьми ты этого молодого брата, введи его в церковь, поставь перед местным образом Спасителя, вели сделать три земных поклона и скажи: “Вот тебе наставник и покровитель; все, что Он скажет тебе, делай и спасешься”. Так и к местному образу Божией Матери и скажи: “Вот тебе наставница и покровительница — иных тебе не нужно”». После этого распоряжения он сделал о. Антонию как бы пояснение следующего содержания: «Ты хорошую взял мысль всецело подчинить свою волю воле другого, но посмотри, чего ты хочешь: хочешь ты, чтобы тебя, как свечу, поставили в светлый, крепкий фонарь, где ты безопасен от ветра, и несли тебя бережно; или хочешь ты, чтобы через реку перевез тебя надежный челн?.. Сам умей укрываться от ветра, чтобы не потух пламень; сам борись с волнами, чтобы перебраться за реку». И указал только, кого можно выбрать в советники.
Духовное общение с преподобным Серафимом, «любезнейшим его сердцу», не прерывалось о. Антонием до самого конца. Однажды, идучи по лаврскому сосновому лесу, о. Антоний нашел плоский и гладкий камень, наподобие аспидной дощечки, и велел написать на нем явление Божией Матери преподобному Сергию, освятил этот образ на мощах угодника Божия и послал в благословение о. Серафиму. Подвижник за неделю до смерти вручил его одному из монахов с такими словами: «Сей образ наденьте на меня, когда я умру, и с ним положите меня в могилу: он прислан мне честным архимандритом Антонием, наместником святой Лавры, от мощей преподобного Сергия». Завещание старца было исполнено.