После поездок 1831 и 1832 гг. для собирания песен Киреевский летом 1834 г. предпринял еще одну, последнюю такую поездку в больших размерах. Исходным пунктом был, по-видимому, опять Осташков, уже знакомый ему по прежним розыскам; отсюда он неутомимо разъезжал по ближним и дальним местам с мая до осени. Дошел до него слух о ярмарке где-то в Новгородской губернии, которая должна продолжаться целых четыре дня, — «стало быть, можно надеяться на добычу», — он отправляется туда, плывет 40 верст по Селигеру, потом едет 25 верст на лошадях; вернувшись из этого похода, оказавшегося неудачным, он через два дня плывет верст за 12 от Осташкова на какой-то сельский праздник, проводит там три дня и вывозит оттуда 20 свадебных песен и т. д. В конце июля, оставив Осташков, он пустился по Старорусской дороге, свернул в сторону, чтобы посмотреть верховье Волги, заехал в Старую Руссу и оттуда на пароходе добрался до Новгорода. Здесь он не искал ни песен, ни преданий: «Здесь только одни могилы и камни, а все живое забито военными поселениями, с которыми даже тень поэзии несовместна»; но он хотел познакомиться с богатой каменной поэзией Новгорода. И как он умел чувствовать поэзию прошлого! Он сам становится поэтом, когда описывает впечатление, произведенное на него Новгородом. Он увидел его с Волховского моста, в первый раз — при заходе солнца; верст за сорок в окрестностях горели леса, и дым от пожарища доходил до города.
«В этом дыме, соединившемся с волховскими туманами, пропали все промежутки между теперешним городом и окрестными монастырями, бывшими прежде также в городе, так что город мне показался во всей своей прежней огромности; а заходящее солнце, как история, светило только на городские башни, монастыри и соборы и на белые стены значительных зданий; все мелкое сливалось в одну безличную массу, и в этой массе, соединенной туманом, было также что-то огромное. На другой день все было опять в настоящем виде, как будто в одну ночь прошли 300 лет, разрушивших Новгород». Он и комнату себе нанял в Новгороде, хотя скверную внутри, но зато на берегу Волхова, с видом на Кремль и Софийский собор, «самое прекрасное здание, какое я видел в России».
Дело собирания народных песен нашло живой отклик в среде лучших людей того времени: Пушкин прислал песни из Псковской губернии, Гоголь — из разных мест России, Кольцов — из Воронежа, Снегирев — из Тверской и Костромской губерний, Шевырев — из Саратовской губернии, Попов — из Рязанской губернии, Кавелин — из Тульской и Нижегородской, Вельтман — из Калужской, Даль — из Приуралья, Якушкин — из разных мест, Ознобишин — свадебные песни из Псковской губернии. Таким образом, собрание Киреевского обнимало почти все великорусские губернии и захватывало часть южных; кроме того, в состав его вошло значительное количество песен белорусских. «Киреевский своим личным трудом или за плату из своих личных средств при помощи местных сил собрал и записал до 500 народных песен из белорусских областей: “от Чудского озера до Волыни и Сурожа (Крым), от литовского Берестья до Вязьмы и под Можайск”»276.
Еще в 1833 г. пишет Петр Васильевич поэту Языкову: «Знаешь ли ты, что готовящееся собрание русских песен будет не только лучшая книга нашей литературы вообще, но что оно, если дойдет до сведения иностранцев в должной степени и будет ими понято, то должно их ошеломить так, как они ошеломлены быть не ожидают!» Далее он говорит, что «в большей части западных государств живая литература преданий почти изгладилась». Он перечисляет европейские сборники народных песен: Вальтер Скотт собрал 77 номеров шотландских песен. Шведских собрано и переведено на немецкий язык 100 номеров. Датский сборник не превосходит этого количества. Французских песен не существует. Итальянский беден в поэтическом отношении и включает 100 номеров; испанских существует два: в одном 68 номеров, в другом 80. Англия известна своей бедностью, и немецкий сборник ничтожен. А «у нас, если выбрать самоцветные каменья из всех наших песенников, загроможденных сором (а это, по моему мнению, необходимо), то будет 2000!». Здесь он не считает те песни, которые ему привезет Пушкин, кроме доставленных ему 40 номеров и других из Рыльска от некоего Якимова. Затем он сообщает, что предисловие к сборнику обещано самим Пушкиным. Издать берется Смирдин на свои средства. Цифры, указанные выше, соответствовали началу собирания. Под конец жизни Петра Васильевича число номеров увеличилось в несколько раз.