Станешь-ли забавляться им, как птичкою, или свяжешь его, как воробья, для ребенка?
Питаются ли им народы и разделяют ли его финикийския племена[1331]?
Напротив, все мореходы собравшись не поднимут одной кожи хвоста его и (не положатъ на) лодки[1332] рыбарей головы его[1333].
Положишь-ли на него руку, вспоминая о борьбе, бывающей на теле его[1334]? Да более и не будетъ[1335].
Глава 41
Не виделъ ли ты его[1336] и не удивлялся ли тому, что говорят? не убоялся ли (того), что приготовлено у Меня[1337]? Кто может противиться Мне? или кто станет против Меня и стерпит?
Ведь вся поднебесная Моя.
Не умолчу о нем и словомъ[1338] силы помилую[1339] равнаго ему[1340].
Кто откроет наружную сторону одежды его[1341]? в изгибы груди[1342] его кто войдет?
Двери пасти его кто отворит? вокруг зубов его страх.
Чрево его — медные щиты, покровъ[1343] его — как смиритъ[1344] камень.
Одинъ к другому[1345] присоединены[1346], так что и воздух не проходит чрез него[1347].
Какъ человек соединяется с человеком, (так) они соединены и не расторгаются.
При чихании[1348] его показывается свет, а глаза его блестят, как денница.
Из пасти его выходят как бы светильники горящие и разлетаются как искры[1349] огненныя.
Изъ ноздрей его выходит дым (как бы из) печи, наполненной горящими углями.
Дыхание[1350] его — какъ[1351] угли горящие и как бы[1352] пламя из пасти его выходит.
На шее его обитает сила, пред ним спешит погибель[1353].
Мясистыя части тела его плотно сомкнуты[1354], будешь лить на него, и он не подвинется.
Сердце его твердо, как камень, упруго[1355], какъ неподвижная наковальня.
Когда онъ обернется, страх (бывает)[1356] четвероногим зверям, скачущимъ[1357] по земле.
Если направлены будут на него копья, ничего они ему не сделают, а также и вонзенный[1358] дротик и броня[1359].
Железо он считает за солому, а медь за гнилое дерево.
Не уязвитъ его медный лук, а каменнометную пращу он считает за сено.
Молот онъ считает за тростник, смеется он свисту стрелы[1360].
Ложе его — острые камни, всякое морское золото под ним безчисленно[1361], какъ грязь.
Онъ разжигаетъ[1362] бездну, как медную печь, считает море как бы мироварницей[1363],
Преисподнюю бездны[1364] — как бы пленником, а бездну считает дорогою[1365].
Нетъ никого подобнаго ему на земле, сотвореннаго (для того), чтобы было унижено Моими Ангелами[1366].
На все высокое он смотритъ[1367]: онъ сам царь над всем, что в водах находится[1368].
Глава 42
И отвечал Иов и сказал Господу:
Знаю, что Ты все можешь, невозможнаго для Тебя ничего нет.
Кто утаит от Тебя совет? удерживаясь от слова[1369], думает ли он утаиться от Тебя? Кто же[1370] возвестит мне, чего я не знал, великое и чудное, чего я не ведал?
1333
Так громадно это животное, что мертвое не может быть вытащено из воды мореходами и рыбаками.
1334
Не забывай о силе и свирепости этого чудовища, которое можетъ моментально прекратить твою жизнь и борьбу. Олимпиодор.
1336
По тесной связи образов 40–41 глав, здесь естественно разуметь тоже чудовище, которое описывалось в 40, 26–27, т. е. дракона, змея, крокодила, кита и т. п.
1343
Слав. ед. ч.
1348
Крокодил любит на песке греться, и в это время от него исходитъ свет из ноздрей и других органов (
1359
Т. е. воин, вооруженный копьем и защищенный бронею, нисколько не повредит ему (
1360
Гр. ό— слав.
1361
Гр. — слав.
1364
Самую глубокую часть бездны (ср. 40, 15), считает себе вполне подвластной, как бы пленником.
1368
В образах 40 и 41 глав христианские толковники видят прикровенное указание на диавола, его власть над миром, его падение в тартар и обладание преисподней (