Профессор отправился на середину комнаты, встал на колени и принялся копать. От холодной земли коченели пальцы. Он на короткое время прервался, сунув их под мышки. Пар от дыхания садился на стекла очков, и ему пришлось снять их и протереть. Потом снова начал копать и через какое-то время прикоснулся к гладкой поверхности, холодной, словно кусок льда. Он отдернул руки, как будто его укусила змея, притаившаяся в грязи. Тогда профессор поднял взгляд на стену, находившуюся прямо перед ним, и ему показалось, будто она движется. Он сделал глубокий вдох. Он устал и проголодался — несомненно, ему это привиделось.
Опустив руки в грязь, он снова почувствовал под ней идеально гладкую поверхность. Профессор стал ощупывать ее со всех сторон, очистил ее, насколько смог, и поднес лампу поближе: сквозь налипшую землю бледным светом блеснуло золото.
Он с новыми силами принялся копать, и вскоре на свет появилось горлышко сосуда — кратер невероятной красоты, удивительной работы, вкопанный в землю ровно посредине зала.
Руки профессора двигались быстро и решительно, тонкие длинные пальцы лихорадочно перемещались, и чудесный предмет поднимался из-под земли, словно его оживила какая-то невидимая энергия. То был очень древний сосуд, со всех сторон изукрашенный параллельными полосами, а посредине находился большой медальон с рельефной сценой, выполненной в том же стиле.
Старик почувствовал, как глаза его наполнились слезами: так это и есть сокровище, которое он искал всю свою жизнь? Это и есть ось и пуп земли, ступица вечного колеса, центр видимого и неизведанного, сосуд света и мрака, кровь и злато, чистота и разложение?
Он поставил лампу на пол и трясущимися руками поднес к своему лицу большой блестящий сосуд. В глазах его взметнулось огромное изумление: в центральном квадрате он увидел фигуру человека с мечом, идущего куда-то. В руке тот сжимал лопату с длинной рукоятью… или весло… Перед ним другой человек в одежде путника поднимал правую руку, словно собирался вопрошать первого о чем-то. В центре квадрата располагался алтарь, а возле него — бык, баран и вепрь.
Господи Всевышний, да здесь же изображено пророчество Тиресия, возвещавшее последнее путешествие Одиссея… путешествие, никем не описанное, вовеки не рассказанное — путешествие на континент, одиссея по грязи и пыли к затерянному месту, слишком удаленному от моря, месту, где неизвестна была ни соль, ни корабли, месту, где не знали, что такое весло, а потому не могли отличить его от лопаты для веяния зерна.
Он повертел сосуд в руках и увидел иные сцены, словно живые, освещенные блеском лампы, плясавшим на поверхности, — этапы жестокого и кровавого приключения, фатального пути… слишком далеко от моря, чтобы вернуться к морю… и умереть.
Периклис Арватис прижал сосуд к груди и поднял глаза, чтобы осмотреть северную стену адитона.
Она была открыта.
Сбитый с толку и ошеломленный, он стоял напротив узкого прохода, абсурдной, невозможной щели в цельном камне. Он предположил, что она всегда находилась там, а он всего лишь не разглядел ее в неверном свете лампы, но в душе испытывал неумолимую уверенность в том, что именно он каким-то образом открыл темное, таящее в себе угрозу отверстие. Он сделал несколько шагов вперед и встал на колени, потом поднял с пола камень, не выпуская из рук сосуда, и кинул его в отверстие. Тьма поглотила камень. Он растворился в ней бесшумно — профессор так и не дождался звука его падения.
Так, значит, пропасть бесконечна?
Он еще немного приблизился к проходу, пытаясь покончить с этим зловещим призраком, и прокричал что было силы:
— Нет!
Но голос его не зазвучал, а умер внутри, отнимая у старика жизненные силы. Он почувствовал, как у него подгибаются ноги, ощутил бесконечный леденящий холод, непобедимую тяжесть. Отверстие, как черная дыра, поглощало какую угодно энергию.