Красноречие в республиканском Риме имело ярко выраженный практический характер и даже такой его род, как упомянутые выше и полные вымысла «laudationes», нередко играли агитационно-политическую роль.
Ярким примером может служить речь, написанная Лелием по поводу неожиданной смерти Сципиона Младшего, которая преследовала цель бросить подозрение на причастность к этой смерти Гракхов.
Из записанных речей до Катона Старшего Цицерон знал лишь одну — речь Аппия Клавдия Слепого (Цека) против заключения мира с Пирром. Выдающийся государственный муж, цензор 312 г., консул 307 г. и 296 г., Аппий Клавдий Слепой являл собой, по античным понятиям, тот образец римского гражданина-аристократа, к которому как нельзя более подходило катоновское определение vir bonus dicendi peritus (доблестный муж, искусный оратор).
Свою знаменитую речь против Кинея, посланца эпирского царя Пирра, он произнес в 280 (278?) г. до н. э., будучи уже глубоким стариком, ушедшим от дел. Об этой речи имеются многочисленные свидетельства, а Плутарх в биографии Пирра (XVIIII–XIX) изображает седого слепого старца, который явился в сенат, движимый любовью к отечеству и возмущенный готовностью сената согласиться на позорное перемирие с эпирским царем, наемником, воюющим на территории Италии. Плутарх так передает начало этой речи: «До сих пор, римляне, я никак не мог примириться с потерею зрения, но теперь, слыша ваши совещания и решения, которые обращают в ничто славу римлян, я жалею, что только слеп, а не глух» («Пирр», XIX)[3]. Трудно сказать, что тогда сильнее подействовало на сенат: красноречие Аппия или его гражданский подвиг, его ораторское умение или обаяние его личности, сила аргументов или страстный призыв к патриотизму. Что касается красноречия Аппия Клавдия, то уже Цицерон («Брут», 61) сомневался, может ли в его время кому-нибудь нравиться речь Аппия о Пирре. Тем не менее Аппий Клавдий Цек главным образом именно благодаря этой речи, которая ходила под его именем в I в. н. э., считается в истории римской литературы первым римским писателем-прозаиком.
Самым крупным из древних римских ораторов был, несомненно, Марк Порций Катон Старший (234–149 г. до н. э.). Он вообще был первым крупным римским писателем-прозаиком, обладавшим энциклопедической широтой интересов, первым историком, писавшим на латинском языке, автором трудов по медицине, сельскому хозяйству, военному делу, юриспруденции. Ему приписывают сочинение на моральную тему, сборник изречений по греческому образцу, первое в римской литературе руководство по ораторскому искусству, многочисленные письма.
Катон был одной из самых замечательных фигур как в истории римской литературы, так и в истории римского государства. Квестор 240-го, эдил 199-го, претор 198-го, консул 195-го и цензор 184-го гг. до н. э., он был не только ярким государственным деятелем, но и талантливым полководцем. Обладая острым и ясным умом, широкой образованностью, хорошим практическим знанием жизни, величайшей строгостью нрава, редкой неподкупностью, он наиболее полно воплощал в себе ту самую «summa virtus», то сочетание лучших качеств подлинно римской натуры, без которых, по понятиям древних, не могло быть истинного государственного мужа и общественного деятеля.
Консерватор по складу ума и характера, он восставал против всяких нововведений, призывая следовать древней простоте и блюсти чистоту нравов.
Ярый противник эллинофильской группировки Сципионов, к которой примыкали Энний, Пакувий, Цецилий, Теренций, Катон был фанатично убежден, что увлечение греками и всем греческим таит в себе национальную опасность для Рима, развращает римлян и несет гибель всем нравственным завоеваниям римской старины (Плутарх, «Катон Старший», XII). Однако будучи реалистом и поняв, что римлянину не обойтись без накопленных греками знаний, он на склоне лет идет на выучку к грекам, усердно занимается греческой литературой и перерабатывает для издания свои самые знаменитые речи, обнаруживая при этом знакомство с греческой риторикой. Плутарх, например, считает, что его красноречие особенно выиграло благодаря изучению Фукидида и Демосфена (там же, II). «Его называли «Римским Демосфеном», — говорит Плутарх (там же, IV), — однако жизнью своей он заслуживал еще более громкого имени и более громкой славы».
Он прожил долгую жизнь (85 лет), и ораторский век его был удивительно долог. «Я бы сказал, — говорит Плутарх (там же, XV), — что, подобно Нестору, он был ровесником и соратником трех поколений». Плутарх же приводит слова Катона, содержащиеся в одной из последних его речей: «Тяжело, когда жизнь прожита с одними, а оправдываться приходится перед другими». Около пятидесяти раз (там же) Катон либо привлекался к суду, либо сам выступал обвинителем, и всегда поверженным оказывался его противник. Последний раз он выступил в суде против Сервия Гальбы по знаменитому делу об избиении лузитанцев в 149 г. — в самый год своей смерти (Цицерон, «Брут», 89). Речи свои он записывал, обрабатывал и включал в «Начала». Если верить Цицерону (там же, 65), он читал сто пятьдесят речей Катона. До настоящего времени сохранились фрагменты более чем из восьмидесяти его речей, которые дают реальную возможность составить суждение о его красноречии. Эти фрагменты говорят прежде всего о личности оратора.
3
Цитаты из Плутарха даются по изд.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3-х т. М., «Наука», 1964. Пер. С. Маркиша.