Катон жил в ту раннюю пору развития римского красноречия, когда решающим фактором, определяющим силу оратора, помимо природного дара, была самая личность оратора, его нравственный потенциал, его общественная репутация. Это было время, когда еще не появились ораторы-профессионалы, особой гордостью которых считалось выиграть в нечестном деле, так как это свидетельствовало бы об их высоком профессионализме. Основная рекомендация, которую Катон давал молодому оратору, заключалась в словах: rem tene, verba sequentur (знай дело, слова придут). И сам он, действительно, прежде всего исходил из существа дела. Во всяком случае, речи его, всегда достигающие своей цели, не укладываются в каноны риторики.
Показательна в этом отношении речь Катона «За родосцев» и критика этой речи секретарем-вольноотпущенником Цицерона — Тироном, которую приводит Авл Геллий в VI книге своих «Аттических ночей». Тирон критикует Катона с риторических позиций своего времени, с точки зрения элементарной практической риторики, предписывающей определенные правила для каждой части речи. Архаист Авл Геллий справедливо оценивает Катона-оратора с гораздо более широких позиций, чем Тирон, и находит точные аргументы в его защиту.
История речи Катона «За родосцев» такова: родосцы, союзники римлян, поддерживали дружеские отношения и с царем Македонии Персеем, воевавшим с Римом. Они пытались примирить Персея и римлян, но это им не удалось. Римляне тем временем победили Персея и намеревались выступить против родосцев, зарясь на их богатства и обвиняя их в том, что они будто бы поддерживали Персея. Родосцы, не желая войны, прислали послов просить прощения у римлян. Катон, считая войну с родосцами ненужной и вредной для Рима и желая охладить воинственный пыл римлян, не в меру разгорячившихся после победы над Персеем, выступил в 167 г. до н. э. в сенате в защиту родосцев и против войны с ними.
Он начал с предостережений и чуть ли не с угроз в адрес судей-сенаторов, советуя им трезво взглянуть на вещи и не терять головы от радости по поводу успешного исхода войны с Персеем. «Я знаю, — сказал он, — что у многих людей в… благоприятных обстоятельствах обычно… усиливается гордость и высокомерие… Несчастье смиряет и учит тому, что нам следует делать… Вот почему я особенно настаиваю и советую отложить это дело на несколько дней, пока мы не придем в себя от столь великой радости»[4].
Тирон счел такое начало бестактным: оно и на самом деле противоречило правилам риторических учебников о вступлении, в котором рекомендуется учтивыми и скромными суждениями расположить судей к себе, т. е. выполнить одну из первых задач оратора — понравиться им (delectare). Однако Катон, руководствуясь здесь прежде всего здравым смыслом, таким вступлением сразу старается отрезвить возгордившихся от победы и потерявших чувство реальности римлян. Он обнаруживает при этом хорошее знание психологии своей аудитории, железную логику в суждениях и точность словесного выражения.
Не менее парадоксальными, по мнению Тирона, с точки зрения правил для защитительной речи, были и следующие слова Катона, которые явились скорее признанием вины родосцев, чем их защитой. «Я тоже думаю, — сказал Катон, — что родосцы не желали, чтобы мы окончили войну так, как она окончена, и чтобы мы победили царя Персея. Но этого не желали не только родосцы, не желали этого, я думаю, многие народы и племена; и я не знаю, не было ли среди родосцев таких, которые не желали нашей победы не только ради нашего бесчестия, но также из опасения… сделаться нашими рабами. Ради своей свободы, думаю, они держались такого мнения. Родосцы, однако, никогда не помогали Персею от имени государства…»
В этом отрывке, как и в других отрывках из этой речи, поражает прежде всего удивительная объективность в оценке ситуации, ясность и логичность рассуждения. Возражая на критику Тирона, Геллий приводит основной довод, оправдывающий все отступления Катона от правил: Катон защищал родосцев прежде всего как сенатор, как бывший консул и как цензор, пекущийся об интересах государства, требующих сохранить дружбу с родосцами, а не только как адвокат, выступающий за обвиняемых. Тирон также упрекает Катона в использовании ложной энтимемы (предположительного риторического умозаключения) и бесчисленных софистических аргументов, которые, по мнению Тирона, позорно употреблять такому человеку, каким он был. Геллий, отчасти соглашаясь с этими упреками Тирона, вместе с тем напоминает, что помимо софистических аргументов Катон привел еще множество других, искусности которых нельзя не удивляться. Вот, например, как умело и не без легкой иронии в адрес римлян Катон отвел от родосцев упрек в высокомерии: «Говорят, что родосцы высокомерны. Такое обвинение я менее всего желал бы услышать по отношению к себе и своим детям. Но пусть они будут высокомерны. Что же нам до этого? Неужели вы сердитесь на то, что есть кто-то более высокомерный, чем вы?» (VI (VII), 3).
4
Цитаты из Авла Геллия даются по изд.: Памятники поздней античной научно-художественной литературы II–V веков. М., «Наука», 1964. Пер. Т. И. Кузнецовой. (Переводы из Геллия, не принадлежащие Т. И. Кузнецовой, оговариваются в тексте.)