Хартум в действительности состоял из трех городов. Хартум, лежащий к югу от Голубого Нила. Северный Хартум — на другой стороне той же реки. И Омдурман, самый многолюдный из трех, раскинувшийся на противоположном берегу Белого Нила. Туда Малко предстояло отправиться завтра. В пустыню, охватывающую все три города. Из Хартума можно ехать тысячи километров в любом направлении, не видя ничего, кроме желтых каменистых просторов.
Глава 5
Высокий африканец с лошадиным лицом, на котором застыло выражение экстаза, устремив безумный взгляд в пустоту и прижав локти к бокам, раскачивался, как маятник, вперед и назад, то наклоняясь к земле, то внезапно выпрямляясь и беспрестанно топча сухую пыль.
Перед кольцом молящихся, медленно двигавшихся вокруг центрального столба с флагами ислама, невероятно худой старик, черный, как слива, одетый в зеленью лохмотья, вертелся на одной ноге, закатив глаза, расставив руки, как чучело, и открыв рот, словно пытаясь проглотить звуки бубнов и барабанов, сопровождавших церемонию. Вертящийся дервиш внезапно остановился, упал и стал кататься по земле, в ногах других дервишей, поющих псалмы и захваченных каким-то волнообразным движением то вперед, то назад в такт ударам барабана.
Почтительная толпа следила за действиями вертящихся дервишей. Каждую пятницу здесь, перед небольшой мечетью, окруженной со всех сторон бесконечными рядами могил, они предавались этим ритуалам, считающимся еретическими в большинстве мусульманских стран.
Некоторые из зрителей волнообразно раскачивались, словно околдованные резкими звуками барабана. Какой-то ребенок отделился от толпы и последовал за дервишами, неловко повторяя их жесты.
Малко не испытывал никакого желания танцевать... Часа с лишним общения с этими дервишами ему было достаточно. Но ни один посланец Хабиба Котто не появлялся. Малко приехал сюда на «лендровере» Эллиота Винга, более подходящем для пустыни, чем его «пежо».
Солнце, уже спустившееся к горизонту, окрашивало лиловым цветом желтизну пустыни. Хартум, утонувший в знойном тумане на другом берегу Нила, не был виден. Здесь, в Омдурмане, был уже другой мир — мир караванных троп и огромных раскаленных пространств, составляющих три четверти Судана.
Важный, как папа, и сморщенный, как старое яблоко, дервиш, одетый в костюм арлекина, стал жестикулировать перед лицом Малко, произнося непонятные заклинания. Впрочем, в его движениях не было ничего враждебного. Здесь дервиши вели себя благодушно и даже позволяли редким туристам фотографировать себя. Когда они собирались под зеленым знаменем ислама, чтобы выразить столь странным способом свою веру, то привлекали сотни любопытных. Навязчивый ритм барабанов в конце концов воспламенял африканскую толпу, всегда готовую пуститься в пляс. Какая-то высохшая старуха, вся покрытая татуировкой, издала пронзительное «юу-юу», заставив Малко вздрогнуть.
Он посмотрел на свои кварцевые часы «Сейко». Было без четверти шесть. С тревогой в душе Малко обвел взглядом кольцо зевак. Двор чудес: все припадочные, юродивые, увечные были здесь. Они кружились, вытанцовывали, приплясывали, делая подчас гротескные, неловкие движения. Оглушительные звуки барабанов отдавались у Малко в голове. Солнце почти достигло линии горизонта. Скоро наступит час вечерней молитвы, и толпа рассеется. Он отступил перед кружащимися дервишами. И тут увидел ее.
Это была негритянка из отеля «Канари», так же одетая. Она смотрела на него. Сколько времени она была здесь? Почему не дала о себе знать? Он подошел к ней и спросил:
— Вы меня ждете?
Она не ответила. Дервиши кружились все быстрее и быстрее, словно пытаясь догнать заходящее солнце. Девица показала пальцем на грузовик с кузовом, заполненным женщинами в тобах,[11] и промолвила:
— Машина?
Малко повел ее к своему «лендроверу». Негритянка, не колеблясь, открыла дверцу и забралась в кабину. Малко сел рядом. Первые дервиши уже начали становиться на колени, обращаясь лицом в сторону Мекки, для молитвы. Девица показала направление на запад и сказала:
— Поезжай.
Малко тронулся, лавируя между могилами и оставив позади несколько саманных хижин. Тут была не одна проселочная дорога, а целая сотня! И нужно было смотреть в оба, ведя машину. Суданские дороги числились среди самых скверных в Африке.
Могилы стали попадаться реже. Машина катилась по пустыне. Даже высокая водокачка при выезде из Омдурмана растаяла в сумерках. Вскоре пришлось зажечь фары. Несколько машин ехало рядом в том же направлении. Он стал думать о последнем путешествии Теда Брэди. Оно, наверное, начиналось так же...
Пышная грудь его соседки вздрагивала при каждом толчке, и постепенно ее блузка совсем расстегнулась, на что она не обратила никакого внимания. Она смотрела прямо перед собой так, словно Малко не существовало.
Перед ними уже никого не было, кроме обогнавшего их грузовика. Если припомнить карту, то в этой стороне находилась Умм-Индераба — в трех часах езды.
Удушливая жара сменилась приятной свежестью. Разница температур была невероятной. Несмотря на то, что Малко спрятал свой ультраплоский пистолет под сиденьем «лендровера», им стало овладевать беспокойство. Они катились теперь по огромной равнине, усеянной каркасами брошенных машин, между которыми закручивались ветром столбы песчаной пыли. Конечно, его оружие стреляло разрывными пулями с высокой начальной скоростью, выводя из строя любого, в кого они попадали. Но против боевой винтовки это был слабый аргумент. Рядом с ним негритянка, казалось, уснула, указав правильное направление одним жестом.
Они должны были находиться уже километрах в двадцати от Омдурмана. Внезапно впереди забрезжил какой-то свет. Небольшая мечеть высилась среди песков. Из нее выходили богомольцы. Негритянка дала Малко знак остановиться. Как только «лендровер» затормозил, она выскочила из машины и исчезла. Он воспользовался этим, чтобы достать пистолет и положить его поближе. Через пять минут из пыльной тьмы возникло два силуэта. Это были негритянка и бородатый мужчина, облаченный в рубашку и полотняные штаны, в больших роговых очках на приплюснутом носу, похожий на мелкого служащего.
Негритянка осталась снаружи, а бородач залез в «лендровер» и сел рядом с Малко.
— Вы прибыли от господина Винга? — спросил он по-французски без всякого акцента.
— Да, — ответил Малко.
— Вы уполномочены вести переговоры? — спросил тот недоверчиво.
Эти формальности здесь, посреди пустыни, казались нелепыми. Дул ветер, забрасывая в кабину песок через открытые окна.
Как все африканцы, собеседник, видимо, любил выражаться несколько выспренне. Малко сухо ответил:
— Конечно. Вы представитель Хабиба Котто?
— Я представитель Сил освобождения Чада, — поправил гость. — Меня зовут Фуад. Получили вы, наконец, конкретные предложения, которые я мог бы передать председателю? Намерены ли вы выполнить свои обещания?
Малко едва сдержал непреодолимое желание всадить ему пулю в голову. Но он был здесь, чтобы вести переговоры.
— Это не мои обещания, — холодно возразил он. — Я здесь для того, чтобы вы не убили госпожу Винг, как убили Теда Брэди. Самым гнусным образом.
Бородач заерзал на своем месте, снял очки и высокопарно продекламировал:
— Мой дорогой друг, я пришел сюда не для того, чтобы меня оскорбляли. Господин Брэди посмеялся над нами, он манипулировал нами на радость нашим врагам ливийцам. Он был судим и казнен. Мы не убийцы... Впрочем, СОЧ опубликовали коммюнике, где разъяснили эту акцию.
— И тем не менее, вам нечем гордиться, — оборвал его Малко. — Я уполномочен госдепартаментом добиться освобождения госпожи Винг.
Бородач улыбнулся с фальшивым простодушием, разведя руки типично африканским жестом.
— Но, дорогой друг, это очень просто. Я лично могу вам обещать, что эта особа будет передана ее мужу, как только мы получим то, что нам посулили.
Малко воздержался от замечания, что он ему не друг и с удовольствием увидел бы его голову, набитую соломой, в виде чучела в охотничьем музее. Но незачем было осложнять переговоры... Он достал телекс, полученный из госдепартамента, зажег лампочку на потолке и протянул бумагу посланнику Хабиба Котто.