Англичане позаимствовали этот обычай у французов, но было бы смешно сохранять его подобно тому, как продолжать пользоваться подвязками, кринолинами или другими несообразными уродствами прошлых веков.
На самом деле, если я принимаю участие в дуэли, у меня весьма мало шансов сохранить свою жизнь. Мистер Гилхрист, современный писатель, упоминает сто семьдесят две дуэли, в которых шестьдесят три человека были убиты, а девяносто шесть ранены. В трех случаях погибли оба соперника, а восемнадцать из выживших были приговорены за то, что преступили закон. В этой отчаянной лотерее опасности подвергается репутация человека, здоровье или жизнь. Без сомнения, в тех ста семидесяти двух дуэлях, о которых шла речь, немало прекрасных молодых людей из-за какой-то порочной женщины или пьяной ссоры расстались с жизнью, разрушили счастье своих семей.
Пусть даже законы и обычаи открыты для корректировки, не стоит постоянно исправлять их каждый раз, когда приходится иметь дело с грубостью или оскорбительным поведением какого-либо лица, – это то же самое, что, пачкая руки, бросаться грязью в каких-то дурно воспитанных мальчишек, которые отвечают тебе тем же самым, или прерывать прогулку на хорошем коне, чтобы наказать дворняжку, которая гавкает на тебя.
Если бы даже я считал, что общество состоит из дураков и сумасшедших или полно грубых и невоспитанных личностей, я должен был бы снисходительно отнестись к ним и не давать воли своему темпераменту. «Лучшая месть, – говорит Марк Аврелий Антоний, – это не быть таким, как они». Возражения, оскорбительные слова, грубые обращения, которые в основном и служат причиной вызова, бывают или заслуженными, или нет. Если они заслужены, я должен обижаться на самого себя, допустившего глупость; я должен признать ошибку и постараться изменить свое поведение, потому что признание своей оплошности и готовность загладить нанесенную обиду никого не может унизить, а стремление лишить жизни того, кого я уже оскорбил, – это предельное варварство[19].
Поскольку такое положение возникает из-за ошибочного понимания ложной и подлинной чести, имеет смысл разобраться, где берет начало настоящая честь.
Она проистекает из благочестивых и патриотических действий, в ней сказывается мудрость и мужество тех граждан, чье поведение находит отражение в законах, морали и религии их страны. Цицерон говорит: «Это общее одобрение порядочных людей и беспристрастное свидетельство тех, кто умеет правильно понимать, что такое подлинная добродетель». Платон: «Честь – это поиск и следование тому, что считается наилучшим, и умение претворять самые плохие вещи в самые лучшие».
Римляне возвели храм чести в пределах храма добродетели, давая понять, что никто не может войти в первый, если предварительно не войдет в последний.
Интриги или случайность могут лишить хорошего человека полагающегося ему воздаяния в этом мире, но после кончины от него останется привлекательный аромат его памяти, и, когда интриган исчезнет с лица земли или случайность получит исчерпывающее объяснение, будущие поколения воздадут дань уважения его имени.
Подлинная честь остается неизменной во все времена и не зависит от переменчивой моды или людского мнения.
Дуэль несовместима с подлинной честью, поскольку противоречит мнениям мудрой и достойной части человечества, а также законам и религии всех христианских государств.
Если человеку довелось оказаться среди головорезов (бандитов и тому подобных мерзавцев), он должен быть готов, что столкнется с их презрением за отказ драться с соратником, с которым поссорился, но если он предпочитает быть в цивилизованном обществе, то уважительное и почтительное отношение к законам и религии его страны не смогут не вызвать иного отношения, кроме как всеобщего доброго мнения о его поведении.
Великодушие, верность, справедливость и благородство всегда сопутствуют подлинной чести. Римлянка Лукреция совершила известный поступок (покончила с собой) после того, как была обесчещена, так и дуэлянт, чтобы избежать обвинения в трусости, которым его может наделить лишь ничтожная личность, на самом деле ведет себя именно так, отказываясь отвергнуть предрассудок, столь позорный для времени, в котором мы живем. Непорочная Сусанна отвергла гнусные домогательства двух стариков, позже оговоривших ее, но была спасена от смерти Даниилом.
Некоторые из отважнейших военачальников, которых только знало христианство, явили примеры поведения для тех, кто может оказаться в сходных ситуациях. Маршал Тюренн, один из самых знаменитых полководцев, которые только являлись на свет, зная, что только страна может оценивать и награждать его мужество, скрыл от своего суверена полученный им вызов. А ответ полковника Гардинера, данный в сходном случае, завоевал его имени больше чести, чем, возможно, дало бы взятие ста городов.
19
В собранных нами случаях можно найти сотни примеров, когда грубиян, оскорбивший или оклеветавший кого-то, убивает того, кого он задел своими словами или действиями. Тем не менее у нас есть описания более благородных историй; сейчас мы можем привести анекдот, полученный от Питера Пиндара: «Доктор Уолкот, несмотря на свойственную ему сатиричность характера, никогда не оказывался в затруднительном положении, которое серьезно обеспокоило бы его, если не считать случая с покойным генералом Маккормиком. «Мы вместе провели утро до полудня, – рассказывал доктор Уолкот, – когда какие-то сказанные мною необдуманные слова вызвали возмущение генерала. Он возразил. Я не пожалел ехидства, отвечая ему. Он ушел и на следующее утро прислал мне вызов. Время встречи было назначено на шесть часов, а местом поединка был выбран Грин, у Труро, где в это время пустынно. Без секундантов. Надо сказать, что окно моей комнаты выходило на Грин. Едва только встав с постели и одевшись, я отодвинул шторы и увидел генерала, который уже за полчаса до назначенного времени прогуливался по берегу реки. Солнце встало в облаках, утро было очень холодным, а зрелище генеральского пистолета и его заблаговременное появление на месте встречи конечно же имели целью подействовать мне на нервы. Пока я одевался, мне пришло в голову, что намерение двух старых друзей лишить друг друга жизни – это величайшая глупость. Решение было принято незамедлительно. Я позвал служанку: «Молли, тут же разожгите огонь в камине, сделайте несколько отменных тостов – и чтобы завтрак был готов через минуту-другую». – «Да, сэр». По моим часам до назначенного времени оставалось порядка минуты. С пистолетом в руках я вышел через заднюю дверь своего дома, которая выходила на лужайку. Я пересек ее подобно льву и подошел к Маккормику. Он сурово посмотрел на меня, но не произнес ни слова. «Доброго вам утра, генерал». Генерал поклонился. «Слишком холодное утро для дуэли». – «Есть только один выход», – отчужденно произнес генерал. «Предполагаю, тот, который вы, солдаты, называете извинением! Мой дорогой друг, я готов двадцать раз принести его за свое вчерашнее неправильное поведение – но сделаю это с одним условием». – «Я не могу говорить об условиях, сэр», – сказал генерал. «Тем не менее я прошу вас принять его. Вы зайдете ко мне и вместе со мной отдадите должное хорошему завтраку, который уже стоит на столе. Я от всей души сожалею, если вчера оскорбил ваши чувства, поскольку не имел намерения этого делать». Мы обменялись рукопожатиями, как старые друзья, и вскоре за чаем с тостами забыли наши разногласия; тем не менее я не люблю вспоминать эти пистолеты и то холодное утро. Я убежден, что много дуэлей могли бы кончиться столь же благополучно, будь у его участников такая же, как у меня, возможность увидеть из окна место дуэли в такое же холодное утро!»