Сейчас он занят делом. Старик ловко орудует самодельным перочинным ножом. Бабай чуть наклонил большую, после бритья блестевшую на солнце голову, макушка которой была закрыта каляпушем [1]; нависшие седые брови скрывали сосредоточенные черные, как смородина, глаза.
Саша давно уже хотел заговорить со стариком, но не отваживался. В хитро прищуренных глазах Саши внимательный наблюдатель прочитал бы особенное, счастливое выражение; только минутами в них мелькала тревожная мысль, но тотчас же улыбка снова появлялась на лице Матросова. Пусть красавчик Еремеев и впридачу этот «Пушка-бабай» сидят здесь у ворот, ничто теперь не удержит одиннадцать смелых парней... Сегодня ночью после отбоя назначен побег через подземный ход.
Ему хотелось подшутить над стариком, как-то дать понять ему, что вот они сейчас вместе оберегают покой колонии, а завтра «Пушка-бабай», если будет еще здесь, станет ахать и охать, вспоминая, может быть, какой опасности он подвергался, сидя у ворот с беглецом.
Саша обошел скамью, сел рядом со стариком. Старик делал отверстия в толстой сухой камышине. Любопытство победило осторожность.
— Пушка-бабай, а Пушка-бабай, — обратился к нему Саша. — Чего ты вырезаешь?
Старик нехотя поднял голову, сердито взглянул на подростка, посмевшего отвлечь его от дела, и сурово ответил:
— Бабай делает курай.
— А что такое курай?
Апуш-бабай недовольно покачал головой: вот она, молодежь, — не знает, что такое курай. Однако он не успел ответить, так как увидел, что с ребятами, играющими на площадке, что-то случилось. Они, словно по команде, побежали в сторону общежитий. Двор сразу опустел, крики заглохли, на зеленой траве остался сиротливо лежать футбольный мяч. Саша тоже с удивлением наблюдал за загадочным происшествием. Что могло случиться? Неужели раскрыли заговор и устроили тревогу? Он встал с бьющимся сердцем. Значит, все погибло... Может, одному перемахнуть через забор?.. Назовут предателем, оставившим товарищей.
Из дверей общежития выскочил Директор. Он что есть духу понесся в сторону ворот. Значит, так и есть, все погибло... Саша даже задрожал от злости. Кто мог их выдать?
Директор подбежал, остановился как вкопанный, тяжело дыша, побледнев.
— Что случилось? — подозрительно спросил старик, откладывая курай; эти мальчишки так и не дали ему закончить работу.
— Ребята... война! — еле выговорил наконец Директор.
— Ты не шути, — прошептал Саша. — Выдал кто?
— Врать нельзя, второй раз никогда не поверят, — назидательно произнес старик. — Однажды с пастухом так было: соврал, крикнул, что волки напали на стадо, — все село сбежалось. А второй раз на самом деле волки напали, да сколько ни кричал. он, никто на помощь не пришел.
— Фашисты напали! — произнес Директор, чуть отдышавшись.
«22 и ю н я 1941 года.
Вся колония гудит-шумит. Смотрю — и впрямь столпотворение. Тут прозвучала команда — линейка!
Пятки к пяткам. Да и плечи к плечам.
Шутка ли — строй через весь двор протянулся. Люди застыли в жутком молчании.
Мне тоже передалось всеобщее настроение. Думаю: никому из нас не миновать солдатской доли. Мы уж чувствуем себя почти на поле боя. Если бы сказали: иди! — даже бровью не повел бы.
Может, в этот день я впервые ощутил, какой я нужный?
На самом правом фланге, как всегда, красавчик Еремеев. На левом — от горшка два вершка — Лешка Пугливая Тень.
Мне, как дежурному, положено подавать команду «Смирно!». Поднатужился — получилось.
Над двором, обнесенным высоким забором, гремит голос Стасюка:
— Кто в этот час не хочет защищать Родину?
— Таковых нет! — несется в ответ.
— А кто желает быть в первых рядах защитников нашей родной земли?
Голосов прорва. Орут все. Ну и дела!
Рыжий стоит в строю рядом с Матросовым. Ай да мошенники, и тут рядышком. Почему-то Рыжий отвел взор. Саша — тоже. В такой день они не имеют никакого права не смотреть людям прямо в глаза. Потому что на нас глядит вся земля...»
Во время обеденного перерыва Саша был на кухне. Повариха тетя Таня спросила помогавшую ей молодую девушку:
— Ты, Маша, закрыла погреб?
— На кой дьявол нам лед, когда тут войну объявили... — ответила Маша.
Саша заинтересовался разговором.
— Ежели война, по-твоему, руки должны опускаться? — рассердилась тетя Таня.
Матросов до вечера стоял на посту. Апуш-бабай, собираясь домой, почему-то медлил уходить. Он охотно делился своими мыслями с Матросовым.
— Наводчик в артиллерии — очень важная профессия. А наводчик в горной артиллерии — подавно редкостная должность. Ежели надо будет обучить молодняк, и я пригожусь: есть еще порох в пороховницах! Может, вспомнят?