Никто ее не знал. Брайан предложил пропустить снимок через программу распознавания изображений в Управлении — вдруг на эту женщину что-то найдется. Это было последним из его благодеяний, которые Лиза привыкла называть про себя «уловками благородства». Великодушные поступки, все назначение которых — склонить ее остаться с ним. Она согласилась, лишний раз заверив Брайана, что это не заставит ее изменить свое решение.
Поиск оказался успешным. Та же самая женщина несколько месяцев назад проходила видеоконтроль на пристани. В пассажирской декларации она значилась как Сьюлин Муа.
Ее имя появилось в поисках еще раз. В связи с Турком Файндли, у которого она заказала чартерный рейс через горы к Могиле Кубелика. В тот самый городок, куда так хотела попасть Лиза три месяца назад.
Турк внимательно выслушал все это, затем сказал:
— Она ничего особенного не говорила. Заплатила наличными сразу всю сумму. Я высадил ее на аэродроме в Кубелике. Вот и вся история. Она не сказала мне, ни кто она такая, ни тем более, зачем ей нужно на Запад. Ты уверена, что она Четвертая?
— Судя по тому, что за пятнадцать лет она почти не изменилась, — очень может быть.
— Так, может быть, самое простое объяснение и есть правда? Твой отец стал Четвертым и начал новую жизнь под новым именем?
— Может быть. Но мне нужна не гипотеза, а правда. Что произошло на самом деле.
— Ну узнаешь ты ее, и что потом? Это сделает тебя счастливее? Может, ты узнаешь что-то, от чего тебе станет только хуже. И горе вернется тогда с прежней силой.
— По крайней мере, — сказала она, — буду знать, от чего я горюю.
Как часто бывало после разговоров об отце, он приснился ей ночью.
Вначале это был не сон — воспоминания. Вот они на веранде дома в горах в Порт-Магеллане. Он рассказывает ей о гипотетиках.
Они разговаривали на веранде, потому что мать Лизы терпеть не могла таких бесед. В этом и заключался самый разительный контраст между ее родителями. Оба пережили Спин, но после кризиса у них сложилось совершенно разное восприятие окружающего. Отец с головой бросился в тайну, влюбился в обнажившуюся чужеродность Вселенной. Мать, наоборот, делала вид, что ничего особенного не произошло, что стены дома и ограда сада — препятствия, вполне достаточные, чтобы сдержать поток времени. Лиза тогда не знала, чья позиция ей ближе. Она одинаково любила и материнский уют, и отцовские рассказы.
Она уснула, а отец продолжал рассказывать о гипотетиках. Лиза, они — не люди, это большая ошибка — смотреть на них так. По иссиня-черному небу плыли безымянные звезды Экватории. Скорее всего это сеть более или менее лишенных разума машин. Но понимает ли она себя? Есть ли у нее разум в таком смысле, как у нас с тобой? Если есть, тогда все, что бы она ни помыслила, должно мгновенно охватывать пространство в сотни и тысячи световых лет. Пространство и время должны представляться им совершенно иначе, чем нам. Может быть, они вообще нас не замечают, мы для них — что-то эфемерное, и если они и используют нас в каких-то своих целях, то бессознательно, как мы свои клетки мозга.
«Как Бог свои создания?» — спросила Лиза во сне.
Да, вроде Бога, но слепого, ответил отец. Она тут же поняла, что он ошибается. Она ощущала все величие его видения, и в то же время материнский склад души надежно охранял ее от любых опасностей. И тут с неба спустились они. Разжали стальной кулак, засверкавший в звездных лучах, схватили отца и унесли, прежде чем она нашла в себе силы даже закричать.
ГЛАВА 5
Пыль отступала, уступая место серому дневному свету, а к вечеру перестала падать совсем.
В городе по-прежнему стояла зловещая тишина. Ее нарушал только рокот землеуборочной техники — машины трудились без устали, расчищая улицы от пепла. Где именно шли работы, нетрудно было угадать по густым волнам пыли, столбам серого мокрого месива и фонтанам брызг морской воды, вздымающимся над скоплениями домов и лачуг, магазинов, офисных зданий, рекламных щитов, — в город уже протянули водомагистрали из бухты. Вымершая страна. Тем не менее на улицах попадались люди — в масках, платках и банданах, повязанных на лицо, — пробирающиеся среди потоков воды и грязи. Их явно не волновал свой внешний вид. Они выглядели как массовка в фильме катастроф. Человек в перепачканной дишдаше[7] с полчаса уже стоял перед закрытым арабским бакалейным магазином на противоположной стороне улицы, куря сигарету за сигаретой и глядя на небо.
— Турк, как ты думаешь, этого больше не будет? — спросила Лиза.
Что он мог на это ответить?.. Она ведь ждала от него не столько правды, сколько утешения.
— Сейчас — наверное, нет.
Оба были слишком обеспокоены, чтобы уснуть. Он включил видеопанель, и они снова уселись на диване, пытаясь выловить из новостей что-то свежее. Диктор говорил, что облако сместилось во внутреннюю часть континента, и новых «аномальных осадков» не предвидится. Приходили эпизодические сообщения о выпадениях пепла из всех населенных пунктов на побережье от мыса Эйр до Эйкси, но, похоже, более всего досталось Порт-Магеллану. Ну и слава богу, думал Турк. Если этот вал протовешества причинил такой ущерб городу, для природных экосистем он мог бы обернуться катастрофой — вымиранием видов, гибелью урожая и заражением почв, возможно, хотя доктор и утверждал, что, «согласно данным анализов», в пыли нет ничего особо токсичного. Разумеется, характер осадков, напоминающих части механизмов и ископаемые останки, тоже привлек к себе внимание. Микрофотографии пепла выявили в нем множество скрытых форм — кривые колесики и шестерни, срезанные конусы, напоминающие раковины крохотных моллюсков, сложные и причудливые комплексы всяких неорганических соединений. Как будто где-то на орбите рассыпалась какая-то гигантская машина, и только самые стойкие ее частицы выдержали падение и не сгорели в атмосфере.
Они провели так целый день, не выходя из дома. Турк — в основном, стоя у окна, Лиза — звоня и рассылая сообщения родным, прикидывая, что осталось из еды, на случай, если жизнь в городе надолго замрет. И понемногу между ними возродилось снова что-то вроде прежней близости — той близости-в-горах-на-озере, что потом исчезла в Порту. Когда она клала голову ему на плечо, Турк поднимал руку, чтобы погладить ее по волосам, и останавливался, возвращаясь мысленно к той ситуации, в которой они оказались.
— Все хорошо, — сказала Лиза.
Ее волосы пахли чем-то свежим («золотым» — подумалось ему), когда он прикасался к ним, ему казалось, что под его пальцами шелковое платье.
— Турк, — сказала она, — прости…
— Не за что.
— За то, что я думала, что мне нужен какой-то особенный повод, чтобы приехать к тебе. Я тоже по тебе скучал.
— Просто… мне было очень не по себе.
— Понимаю.
— Пошли спать? — Она взяла его руку и поводила ею себе по щеке. — В смысле…
Ему не надо было объяснять, в каком смысле.
Эту ночь он провел с ней. Следующую тоже. Не потому, что у него не оставалось выбора, — побережье в основном уже расчистили, — а потому, что иначе ему бы вряд ли когда-то выдался такой шанс.
Но и оставаться у нее бесконечно он тоже не мог. Он протянул еще одно утро, занимаясь завтраком, пока Лиза беспрестанно звонила. Удивительно, думал он, сколько же у нее друзей, приятелей, родни. По сравнению с ней он чувствовал себя просто отшельником. Сам он звонил только клиентам, рейсы которых приходилось переносить или отменять — хотя отмена рейсов сейчас ощутимо била по его карману, — да паре друзей и механиков с аэродрома, у которых могли возникнуть вопросы, почему это он не пришел вчера с ними выпить по стаканчику. Он вообще был не слишком общителен — даже собаку, и ту не решался завести.