Погребальные обычаи сочетали осетинские и исламские традиции, но уровень воздаваемых усопшим почестей был заметно выше, чем в неосетинских селах.
По характеру религиозного сознания сарыкамышские осетины являлись вполне правоверными мусульманами-суннитами, стремившимися следовать в своей повседневной жизни предписаниям ислама. Сельчане, насколько можно судить из данного текста, в массе своей соблюдали пост, но намаз совершали весьма нерегулярно. Ношения женщинами покрывала не было отмечено. В большинстве сел имелись мечеть, а также мулла или муэдзин, но, как правило, из неместных жителей. Практиковалось паломничество к расположенным в районе могилам мусульманских святых — зияретам. Никаких признаков бытования пережитков традиционных (домусульманских) культов не наблюдалось [28, passim].
Материал Казмаза свидетельствует о том, что сарыкамышские осетины в середине XX в. сохраняли важнейшие социокультурные особенности, унаследованные ими от материнского этноса.[7] Их групповая идентичность базировалась прежде всего на четком сознании общности своего происхождения и их социальной и культурной «особости» в данном регионе. Ситуация в других осетинских общинах, по всей видимости, принципиально не отличалась от описанной, если не считать несколько большей приверженности исламским нормам и традициям осетин ряда районов Центральной Анатолии (особенно провинции Йозгат) в силу проживания среди относительно консервативного турецкого населения.
Такое положение в целом сохранялось до 60-70-х гг., когда в связи с ускорением индустриального развития Турции и вызванных им процессов внутренней миграции и урбанизации наметились кардинальные сдвиги в структуре расселения осетинского и иного кавказского населения. С этого времени практически все осетинские села и микроанклавы начали подвергаться постепенному «размыванию» вследствие нараставшего выезда из них экономически активной части жителей в крупные торгово-промышленные центры страны, что во многих случаях сопровождалось притоком в покидаемые осетинами села турецкого и курдского этнического элемента из-вне. Особенно интенсивный и необратимый характер разрушение первоначальной поселенческой структуры осетинских общин приняло в последние десятилетия XX в., отмеченное полным исходом из сельской местности осетинского населения Восточной Анатолии и почти полным — Центральной Анатолии. В результате в настоящее время единственным осетинским островком на территории Турции являются два села в провинции Йозгат — Пойразлы и Боялык (первое — дигорское, второе — иронское), — в целом сохраняющие свой моноэтничный статус при населении в несколько сот человек. Таким образом, за достаточно короткий промежуток времени турецкие осетины, общая численность которых к началу XXI столетия оценивалась примерно в 20-25 тыс. чел., превратились из преимущественно аграрного, в известной степени патриархального сообщества в практически полностью урбанизированное. Подавляющее большинство его членов сосредоточено в удаленных от районов прежнего расселения быстро развивающихся городах (прежде всего в стамбульском мегаполисе, а также в Анкаре, Измире, Бурсе, Анталье и др.)» некоторая часть проживает в анатолийских провинциальных городах (Йозгат, Токат, Сивас, Кайсери, Эрзурум, Каре и др.), и лишь незначительное число — в селах.
Перемещение в крупные города, где осетины расселились весьма разрозненно и сумели достаточно быстро интегрироваться в доминирующее турецкое общество (обычно в качестве служащих, военных, предпринимателей и лиц свободных профессий), с одной стороны, дало сильный импульс процессам их культурной и языковой ассимиляции. Так, сегодня почти никто из лиц, родившихся и выросших вне пределов «старых» осетинских сел (то есть люди молодого и отчасти среднего возраста), не владеет родным языком.[8] С другой стороны, с включением в современную урбанистическую среду ускорилось формирование интеллектуальной, деловой, бюрократической и прочей элиты осетинской диаспоры, некоторая часть которой довольно активно участвует в осетинском и более широком северокавказском этнокультурном и общественном движении в Турции.
Созданный представителями этой элиты в 1989 г. в Стамбуле Фонд культуры и взаимопомощи «Алан» ставит своей целью «обеспечение социальной солидарности проживающих в Турции осетин... и защиту и развитие их культурных ценностей» [31]. Фондом организуются регулярные встречи выходцев из осетинских сел, оказывается материальная помощь нуждающимся соотечественникам в получении образования, лечении и т.п., создаются курсы по изучению осетинского языка и национального музыкального и хореографического искусства, издаются переводы на турецкий язык научной и научно-популярной литературы об истории и культуре осетинского народа и др. Важным направлением деятельности фонда является установление и поддержание контактов с исторической родиной по линии официальных учреждений, общественных организаций, учебных заведений, фамильно-родственных уз и т.п. Сразу после событий августа 2008 г. в Южной Осетии при деятельном участии активистов фонда «Алан» и других кавказских объединений Турции был создан «Кавказско-осетинский комитет солидарности и гуманитарной помощи», который сыграл весьма важную роль в проведении в турецких городах масштабных акций поддержки подвергшейся вооруженной агрессии Юго-Осетинской республики, лоббировании ее интересов в политических и массмедийных кругах страны, сборе средств для пострадавших собратьев и т.д.
Таким образом, на нынешнем этапе правомерно говорить о наличии в Турции достаточно сплоченного, обладающего развитым диаспорным этническим самосознанием (наряду с турецким национально-государственным) и определенными механизмами самоорганизации сообщества потомков осетинских мухаджиров XIX в. В то же время очевидно, что данная этно-защитная и культурно-просветительная активность, в которую вовлечено на сколько-нибудь постоянной основе абсолютное меньшинство турецких осетин, не может составить надежный заслон преобладающей тенденции к их дальнейшей деэтнизации. В силу этого окончательная ассимиляция данной части осетинского этноса представляется все-таки вопросом времени, хотя на интенсивность и темпы этого процесса значительное влияние могут оказать такие факторы, как масштабы и качество происходящих в сегодняшней Турции демократических сдвигов, уровень и характер связей диаспоры с Осетией, а также общерегиональный международно-политический контекст.
Что касается осетин, оказавшихся после распада Османской империи в пределах Сирии, в их истории в XX столетии также имели место радикальные изменения, неотделимые от судеб всей северокавказской общины Голанских высот. Сумевшие обеспечить себе в целом достаточно высокий общественно- политический статус в период французского мандата, черкесы района Кунейтры после провозглашения независимой Сирийской Республики вынуждены были смириться со значительным ограничением своих этнокультурных прав, несмотря на то, что продолжали быть весьма широко представлены на всех уровнях официальных гражданских и силовых структур. Фатальным для данного меньшинства стал 1967 г., когда в результате Шестидневной войны с Израилем Сирия утратила контроль над Голанами, а жители расположенных здесь кавказских сел, включая осетин, бежали с насиженных мест в глубь страны. После этого основная часть осетин обосновалась в Дамаске и некоторых других городах Сирии, где их численность сегодня едва ли превышает 1 тыс. чел., а язык и этнокультурные особенности подвергаются все большему ассимилирующему воздействию со стороны господствующего арабского общества. Небольшое число осетинских и прочих беженцев эмигрировало после указанных событий в США. Большинство их в настоящее время проживает в городке Паттерсон в штате Нью-Джерси, где в послевоенные десятилетия сформировалась одна из наиболее значительных на американском континенте северокавказских общин.
Литература:
7
Этот вывод полностью подкрепляется и материалом другого полевого исследования (к сожалению, весьма фрагментарного), предпринятого среди сарыкамышских осетин примерно в тот же период турецким этнологом Яшаром Калафатом [19,193-199]. Можно сослаться также на ценные наблюдения за жизнью и бы-том турецких осетин известного журналиста М. Мамсурова, сделанные им в ходе поездки в Турцию в 1971 г. [10].
8
Тем не менее, несмотря на нарастающую языковую ассимиляцию и действующий в стране с 30-х гг. закон об обязательном ношении турецких фамилий, сегодня практически все турецкие осетины хорошо помнят свои оригинальные родовые имена и пользуются ими при неформальном общении друг с другом. По неполным данным покойного профессора B.C. Уарзиати — одного из немногих отечественных ученых, посвятивших ближневосточным осетинам специальные труды, — в Турции и Сирии проживают представители следующих осетинских фамилий: Агуыдз(ар)тæ, Абысалтæ, Ацæтæ, Асетæ, Ӕлбегтæ, Ӕмбалтæ, Ӕрчъегкатæ, Баллатæ, Бабукъатæ, Баситæ, Баскатæ, Батиатæ, Батыртæ, Бадтæ, Балиотæ, Бæройтæ, Белеккатæ, Берозтæ, Беройтæ, Биазыртæ, Бимбасатæ, Бзартæ, Болиатæ, Борæтæ, Бедойтæ, Гадотæ, Газетæ, Гæбæратæ, Гагуылатæ, Галиотæ, Гамазтæ, Газаццатæ, Гасойтæ, Гæгуыйатæ, Гæгуыцатæ, Гуккатæ, Дзанæгатæ, Дзансохтæ, Дзапартæ, Дзарас(а)тæ, Дзгойтæ, Дзустæ, Дзуццатæ, Дзыхъотæ, Догæтæ, Есенатæ, Заккутæ, Закъетæ, Зехъетæ, Золойтæ, Итазатæ, Кадитæ, Карсан(а) тæ, Кенатæ, Кодзыртæ, Кокайтæ, Кокойтæ, Кодзатæ, Куындыхатæ, Кезиатæ, Къаболатæ, Къæнгуыратæ, Леуантæ, Лиан(а)тæ, Макъаратæ, Мамсыратæ, Махъотæ, Милдзыхтæ, Мырзатæ, Мрыкатæ, Мусалатæ, Нæкуысатæ, Ногатæ, Пухатæ, Рубайтæ, Салитæ, Самбегтæ, Сасиатæ, Сæбæтхъуатæ, Сæлбитæ, Слонатæ, Сихъотæ, Таухъазахтæ, Тайсаутæ, Таутиатæ, Тези(а)тæ, Темырхъантæ, Тимортæ, Тугьантæ, Тухастатæ, Фидарагæ, Хекъелатæ, Хоситæ, Хосонтæ, Хъабантæ, Хъантемуртæ, Хъаныхъуатæ, Хъæбæлотæ, Хъæрæбугъатæ, Хъæммæрзатæ, Хъодзатæ, Хъоцхаратæ, Хъуыбадтæ, Хъуысатæ, Цæлыккатæ, Цомартатæ, Цоритæ, Цæрикъатæ, Цъæхилтæ, Чеджемтæ. Любопытно, что некоторые из этих фамилий в настоящее время неизвестны в самой Осетии [15, 100-102].