Запомним лихачевскую оценку:
«Он был поверхностен, но стихи писал с необычайной, поражающей легкостью и остроумием».
Именно он — автор знаменитой остроты: «Соловки — рабочим и крестьянам!»
Соловки для Казарновского оказались чем-то вроде Болдино. (Как если бы плачущий Горький — кстати, посетивший Соловки в 1930 году — и впрямь вмешался, после чего ОГПУ взяло под козырек и сняло с Казарновского всякие цензурные ограничения!).
«Юрка» густо печатался на этих северных островах Архипелага. В частности, в журналах «Соловецкие острова» и «Карело-Мурманский край»[291], а также в газетах «Новые Соловки» и «Советское Беломорье». Попали его стихи и в сборник «Моря соединим! Стихи и песни на Беломорстрое»[292].
Все, кто читал соловецкую периодику, не могли пройти мимо блистательной пародийной серии Казарновского «Кто, что из поэтов написал бы по прибытии на Соловки», печатавшейся в 1930 году в «Соловецких островах» на Соловецких островах. Если передразнивать знаменитую харьковскую серию-предшественницу «Парнас дыбом. Про козлов, собак и веверлеев» (1925), то это своего рода «Соловки дыбом!».
Но Соловки все же настолько не Харьков, что сама идея улыбнуться или засмеяться кажется здесь неуместной, а такая вольная улыбка и такой свободный смех, как у Казарновского, — и просто невозможными.
Среди занесенных на Соловки поэтов прошлого, пусть и самого недавнего, — Пушкин, Лермонтов, Северянин, Есенин, Блок, Маяковский. Все — легко узнаваемые и очень смешные, но какие-то грустновато-смешные, все — острые на язык и все — в конечном счете — свободные!
Вот вам Александр Сергеевич со своей онегинской строфикой:
А вот и Михаил Юрьевич с переиначенной демонологией:
А вот вам блоковская «метрика»:
А вот и Сергей Александрович, с его сыновней тоской:
А вот и Владимир Владимирович, «начитанный, умный»:
Ну и на десерт — фейерверк гулаговской лексики, пропущенной через растр северянинской пошлятины. Он начинается уже в заглавии, где барак поименован как «северный котэдж», продолжается в эпиграфе («Я троегодно обуслонен, / Коллегиально осужден») и подхватывается в основном тексте:
Так и хочется, вслед за Сталиным, возмутиться и спросить: «Кто разрешил вставание?..»
Кто, ну кто разрешил эту улыбку и смех?! Пушкин, что ли?
Как точно заметил наш современник с подобным же типом темперамента: «Объяснить публикацию этих стихов в 1930 году невозможно — поистине, такая свобода могла быть представима только в лагере особого назначения; но там, вероятно, эти пародии воспринимались как насмешка над собой, как свидетельство перековки. А стихи отличные…<…> Вот где сверхлюди — такое писать на общих работах»[293].
291
Начиная с № 2 за 1927 г. по 1929 г. журнал «Соловецкие острова», издававшийся с 1924 г. (первоначально — под названием «СЛОН»), был слит с ленинградским журналом «Карело-Мурманский край». В 1930 г. он был вновь возрожден как самостоятельное издание, но уже с 1931 г., в связи с ужесточением условий лагерного режима, был окончательно ликвидирован (
292
Издание культурно-воспитательного отдела Беломорско-Балтийского ОГПУ. Медвежья Гора, 1932.