Осип Мандельштам: Жизнь поэта

Остается добавить, что главный дирижер воронежского симфонического оркестра Александр Васильевич Дементьев считался специалистом по Бетховену и в сезоне 1935 года трижды исполнял со своим оркестром 9–ю симфонию композитора. «Бетховена, создавшего непревзойденные образцы драматической музыки, отличающейся необыкновенным богатством и в то же время простотой своих мелодий, Бетховена, воспевшего человеческий разум и героизм, любят народные массы, – со слов Дементьева записал корреспондент „Коммуны“ в номере от 20 декабря 1936 года. – Цикл из его произведений, осуществленный на протяжении прошлого сезона, пользовался большим успехом у наших слушателей, и сейчас каждое из его творений неизменно встречает теплый прием».[779]

Восьмого мая 1935 года Надежда Яковлевна вновь уехала в Москву. В конце мая Осип Эмильевич получил, наконец, трехмесячную прописку и паспорт, отобранный при аресте.

Двадцать второго мая Мандельштам написал одно из самых загадочных воронежских стихотворений – «Идут года железными полками…», в домашнем обиходе называвшееся также «Железо», которое мы здесь попробуем хоть чуть—чуть прояснить, чтобы лучше понять, какие настроения владели поэтом в этот период. Предлагая к стихотворению газетные ключи, мы хотим подчеркнуть, что все нижеследующее есть не более чем гипотеза:

Идут года железными полками,
И воздух полн железными шарами.
Оно бесцветное – в воде железясь,
И розовое на подушке грезясь.

Железная правда – живой на зависть,
Железен пестик, и железна завязь.
И железой поэзия в железе,
Слезящаяся в родовом разрезе.

Это стихотворение было включено Мандельштамом в подборку, предназначавшуюся для публикации в советской печати. К письму, адресованному Надежде Яковлевне Мандельштам из Воронежа в Москву от 25–26 мая 1935 года, поэт приложил автографы стихотворений «Мне кажется, мы говорить должны…», «День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток…», «Идут года железными полками…», «Еще мы жизнью полны в высшей мере…» и «Мир должно в черном теле брать…» (IV: 158). В следующем за этим письме он интересовался у жены: «Хорошо ли „железясь“?» – в стихотворении «Идут года железными полками…» (IV158). А еще в следующем распоряжался: «К „подборке“ прибавь „Стансы“ плюс „Железо“. Выясни печатание. Для Москвы условие: все или ничего. Широкий показ цикла. Хорошо бы в Литгазете. Все варианты окончательные. Только в начале Стансов могут быть изменения» (IV: 159).

Из этого напрашиваются два вывода. Во—первых, «Железо» относится к числу «открытых политических» воронежских стихотворений Мандельштама, раз в отчетной подборке оно должно было соседствовать с такими яркими образцами текстов этого типа, как «Мне кажется, мы говорить должны…» и «Стансы». Во—вторых, поэт нисколько не смущался загадочностью своего стихотворения, раз собирался печатать его в газете, хотя бы и в «Литературной». Не потому ли, что советский читатель того времени, исходя из злобы газетного дня, сам должен был восстановить актуальный для стихотворения контекст?

Учитывая, что «Железо» датировано «22 мая 1935», заглянем в газеты этого, а также нескольких предшествующих дней. Здесь мы найдем множество откликов на событие, потрясшее Мандельштама. Речь идет о гибели 18 мая 1935 года гигантского советского самолета «Максим Горький» вместе с экипажем и тридцатью шестью пассажирами. По официальной версии, катастрофа произошла потому, что один из двух самолетов сопровождения принялся выделывать в небе фигуры высшего пилотажа и случайно столкнулся с «Максимом Горьким».

Из письма С. Б. Рудакова жене от 21 мая 1935 года мы знаем, что в парном по отношению к «Железу» стихотворении «Мне кажется, мы говорить должны…» (апрель – май 1935 года) строка «Войны и мира гнутая подкова» была заменена на строку «Воздушно—океанская подкова» под «влияние<м> катастрофы с „М. Горьким“»:[780]

Мне кажется, мы говорить должны
О будущем советской старины.

Что ленинское—сталинское слово —
Воздушно—океанская[781] подкова.

И лучше бросить тысячу поэзии,
Чем захлебнуться в родовом железе,

И пращуры нам больше не страшны:
Они у нас в крови растворены.

Кажется очевидным, что и в нашем стихотворении исходным сырьем для ключевого образа железа послужила не только ходовая советская метафора, использованная, например, в «известинском» первомайском отчете 1935 года («Железные шеренги держат… <…> знамя и дружным боевым шагом, мерным и энергичным, идут вперед»),[782] но и железо погибших 18 мая самолетов. А во второй строке стихотворения («И воздух полн железными шарами»)[783] изображены эти самые самолеты, зависшие в воздушном пространстве. Понять, почему самолеты в «Железе» почти утеряли сходство с реальными воздушными машинами, помогает раздраженное замечание из уже цитировавшегося письма Рудакова, касающееся Мандельштамовских исправлений в стихотворении «Мне кажется, мы говорить должны…»: «…по мне это безделица, оттеснившая классику. Называется „борьба с акмеизмом“».[784] То есть Мандельштам деформировал «акмеистические», четко прорисованные предметы. Понять, почему самолеты в «Железе» превратились именно в «шары», нам поможет анализ четырех заключительных строк стихотворения.

Адекватно перевести эти строки с языка позднего Мандельштама на общепонятный мы попробуем, опираясь на очень хороший устный разбор Натальей Мазур темного восьмистишия поэта 1934 года:

Преодолев затверженность природы,
Голуботвердый глаз проник в ее закон:
В земной коре юродствуют породы
И, как руда, из груди рвется стон.

И тянется глухой недоразвиток
Как бы дорогой, согнутою в рог, —
Понять пространства внутренний избыток,
И лепестка, и купола залог.

Исследовательница убедительно продемонстрировала, что в этом стихотворении при помощи метафорических образов «земной коры», «лепестка» и «купола», «дороги, согнутой в рог», а также звукового сходства слов «природы», «породы» и роды показана беременная женщина.[785] Вспомним шуточное Мандельштамовское четверостишие 1933 или 1934 года, обращенное к страстной театралке Марии Петровых:

779

Садковой Н. В 1937 году… Беседа с гл<авным> дирижером воронежского симфонического оркестра А. В. Дементьевым // Коммуна. 1936. 23 декабря. С. 4.

780

О. Э. Мандельштам в письмах С. Б. Рудакова к жене (1935–1936). С. 52. См. также в не пошедшем дальше наброска очерке Мандельштама, навеянном гибелью самолета «Максим Горький»: «Что ж тут особенного? Ничего. Только вот что: мы живем в стране, где работа сильнее смерти, где дикая случайность, стихия, катастрофа – не властны поколебать великой тяги к будущему, охватившей всех нас, где гибель драгоценного близкого человека на славном посту рождает гордое и мужественное горе, где нормой является самозабвение и великолепная героическая выдержка – самая будничная вещь. Наша социалистическая страна – первый друг и утешитель в личном горе для своих верных сынов» («Брат т. Назарова» – неизвестный прозаический набросок Осипа Мандельштама//«Сохрани мою речь…». Вып. 4/1. М., 2008. С. 62).

781

Ср. в стихотворении Александра Жарова, посвященном памяти летчика, управлявшего «Максимом Горьким»: «Мы плавали с тобой в воздушном океане, / Избороздив немало сотен верст» (Известия. 1935. 20 мая). Подмечено А. Футорян.

782

Первое мая. [Редакционная статья] // Известия. 1935. 5 мая. С. 1.

783

На возможные живописные подтексты этой строки (работы К. Юона 1921 года и В. Маяковского 1919 года) указал нам Н.Г. Охотин. А в зачине стихотворения Мандельштама, по—видимому, варьируется строка Е. Баратынского «Век шествует путем своим железным…». Отмечено в работе: Павлов М. С. Разбор одного стихотворения (О. Мандельштам «Железо») // Вестник Удмуртского университета. [Ижевск]. Специальный выпуск. 1992. С. 40. См. также в «Слове о полку Игореве»: «Высь подпер ты гор Угорских всё железными полками» (пер. К. Бальмонта). В содержательной статье Павлова восстановлен манделынта—мовский контекст (в смысле К. Ф. Тарановского) для ключевых слов стихотворения, тем не менее ее выводы кажутся нам слишком обобщенными и мало что объясняющими в «Железе». О. Роне ном выявлены лермонтовские реминисценции в разбираемом стихотворении. См.: Ronen О. An approach to Mandelstam. P. 86–87. Мы же в данном случае намеренно избегаем соблазна множить литературные подтексты «Железа», чтобы не переусложнить понимание и без того сложного стихотворения. Остроумную его интерпретацию см. также: Амелин Г. Г., Мордерер В. Я. Миры и столкновения Осипа Мандельштама. М., 2000. С. 143–144. Приведем, наконец, гипотезу А. А. Долинина из его письма нам от 22 мая 2007 года: «Я не думаю, что падение самолета „Максим Горький“ есть ключ к „Железу“. По—моему, для первоначального понимания стихотворения достаточно учитывать три вещи: 1. Элементарные энциклопедические сведения о железе, а именно то, что в чистом виде оно встречается лишь в метеоритах („железные шары“) и содержится в воде (стих 3), в крови (стих 4 – окрашивает розовое тело младенца или желанной женщины) и в растениях (стих 6). Последнее слово текста тоже можно связать не только с кесаревым сечением, но и с добычей руды в железнорудных разрезах (лексикон пятилетки). 2. Ленинско—сталинскую политическую риторику, в которой „железный“ имеет позитивное значение и обычно ассоциируется с неумолимым историческим движением к победе коммунизма: „железная воля пролетариата“, „железная диктатура“, „железная логика истории“, „Железный поток“ Серафимовича и т. п. Особенно важен ленинский афоризм из „Очередных задач советской власти“: „Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата“. Это, по—видимому, и есть железная правда, изреченная тем, кто, как известно, живее всех живых („живой на зависть“). 3. Знаменитую апофегму Маркса о „родовых муках истории“. Если учитывать эти опорные смысловые поля, общая схема стихотворения, как мне кажется, становится прозрачной. Поэт принимает и оправдывает „железную“ власть, понимая, что „железо“ так же исторически необходимо для будущего, как железо без кавычек необходимо для космоса и органической жизни, а нож хирурга при кесаревом сечении – для спасения младенца и матери. Однако „родовые муки истории“ не могут не причинять боль, и потому поэзии в общественном теле отводится функция слезной железы: она отзывается как на страдания, так и на радость рождения».

784

О. Э. Мандельштам в письмах С. Б. Рудакова к жене (1935–1936). С. 52.

785

Заметим, что в 1935 году Мандельштам неоднократно возвращался к работе над циклом «Восьмистишия», куда вошло стихотворение «Преодолев затверженность природы..». Нельзя ли предположить, что и «Железо» могло найти там свое место (хотя его строфическое деление иное, чем в стихотворениях, составивших «Восьмистишия»)? Общую интерпретацию манделынтамовского цикла см. в работе: Гаспаров М. Л. «Восьмистишия» Мандельштама // Смерть и бессмертие поэта. Материалы международной научной конференции, посвященной 60–летию со дня гибели О. Э. Мандельштама (Москва, 28–29 декабря 1998 г.). М., 2001. С. 47–54. По предположению Н. Н. Мазур и Ю. Л. Фрейди—на, в двух начальных строках стихотворения Мандельштама речь может идти о рентгене. Вот что написано в «Политехническом словаре» про «Рентгеноструктурный анализ»: «Метод исследования атомного строения вещества путем экспериментального изучения дифракции рентгеновских лучей в этом веществе… позволяет определять тип и характерные размеры кристаллической решетки металлов, сплавов и минералов, а также распределение в них внутренних напряжений, изучать дефекты кристаллической решетки, исследовать строение».