Русский взгляд картину разнообразил не слишком. Элем Климов, от века тяготея к жанру «джалло», наиболее полно раскрыл тему интимных похождений человека-зверя, в остальном же придерживался классической демонологии в ее левацком изводе: вихри враждебные, темные силы, свальный грех и кризис верхов. Новая Россия (постановки «Распутин» и «Заговор» с Депардье и Охлобыстиным) сохранила дичь, мощь, похоть и биополе, но принялась ими гордиться. Врачевал? Врачевал. Пил свиньей? Пил. Министров ставил? Запросто. Стрихнину съел и не поморщился? Было дело. Настоящий русский характер — причем убитый педерастами, кокаинистами и агентами иностранных разведок. Сцену убийства, целиком почерпнутую из крайне сомнительных эмигрантских мемуаров князя Юсупова, никто уж и не оспаривает, принимая как данность и не действующие на русского богатыря цианиды, и отскакиванье пуль, и вылезание из проруби с свинцом в груди и жаждой порухи светлых начал самодержавия (наиболее адекватные исследователи полагают, что Распутин явился не на блуд, а на переговоры об отречении царя в пользу наследника, лоббируемые думской (Пуришкевич) и великокняжеской (Дмитрий Павлович) оппозицией, но там рассорился, задрался и был застрелен, а уж после и родилась вся легенда о высочайших помыслах и избавлении Руси от супостата пирожными с крысомором и осиновым колом в печень[13]). Разве что национальная боль заставляет сильнее напирать на гипотетические варианты: а если б старец выжил? а если бы скоренько исцелил наследника и стал при нем регентом? А Ленин бы поскользнулся и набил шишку? А воодушевленная армия перешла в контрнаступление и на Атлантическом океане свой закончила поход. А Юсупов бы перековался и основал придворный жанр фэнтези на полвека раньше американцев. И Россия бы совершенно расцвела на страх врагам, как она, впрочем, цветет и сейчас, пол-Европы в истерике.
Разворотов темы не предвиделось. История гипнотического шарлатана, просочившегося в высшие сферы на волне оккультного умопомешательства конца XIX века и убитого посредством серебряных пуль науськанными английской миссией педерастами из царской семьи, настолько смердила бульварщиной и компрометировала русский мир, что всякому не чуждому национального чувства россиянину оставалось ее только перекрестить и списать в архив. Довольно гадких страниц в истории любого народа. См. эпопею «Гибель богов».
Как говорится, ничто не предвещало — когда фильмом «Григорий Р.» Андрей Малюков полностью переиначил миф. Боян советского диверсионного спецназа («В зоне особого внимания», «Диверсант»), он не только допустил в антигерое русского эпоса подлинные экстрасенсорные способности (допускали и до него — что вовсе не красило персонажа; скажем, Депардье), — но и искусно поменял ракурс посредством канонической схемы «Гражданина Кейна»: сторонний объективный наблюдатель, исследуя жизнь мегазлодея, проникается к нему незапланированной симпатией. Учитывая не просто редкое, а почти не виданное на нашем ТВ качество драматургии, режиссуры, кастинга и исполнения, история сыщика, получившего от Временного правительства заказ на разоблачение злого демона самодержавия, восходит напрямую к библейской притче о прозрении неверующего Фомы — тем паче, что в сцене провидения грядущей войны старец снят на фоне хоругви, дикими очами и спутанной бородой крайне походя на Лик за спиной.
Владимир Машков играет едва ли не лучшую свою роль — не форсируя, в отличие от давешнего Алексея Петренко, ни жеста, ни экстаза; один только яд всеведущего мужика. В биографическом кино известны два пути: поиск портретного сходства (отличным Никсоном был бы Уоррен Битти) или мощный артистический темперамент, заставляющий в сходство поверить (Хопкинс в роли Хичкока или Козловский-Харламов). Малюков не правды искал, а творил контрмиф — и Машков в блестящей версии альтернативной истории оказался идеален.