— А что произошло с твоим первым мужем?
— Закрутил с приставучей амбициозной особой из своего отдела. Не увидел разницы. Бедняга, у них уже четверо детей. Я предпочитаю не думать, каково ему живется. Может, он безумно счастлив. Пусть у него все будет хорошо, но, если честно, мне все равно. Меня больше волнует мое безумное счастье.
— Тяжело было?
— Тогда, конечно, тяжело, но теперь оглядываешься — словно на школьной площадке все происходило.
— Лидия, ты меня вдохновляешь!
— Хорошо. Рада, что мои неурядицы кому-то пойдут на пользу. Видишь, Нел, надежда есть — посмотри на меня! — Широченная улыбка.
Если бы с надеждами все было так просто!
Мы с Лидией отправились на поиски магазина, где делают ксерокопии, а потом она ушла отдавать снятый текст переводчику. Надежно упрятав дневник Клары к себе в сумку, я сделала на обратном пути крюк через Сан-Марко, чтобы прогуляться. Воздух был свежий, пронизанный солнечным светом, толпы туристов и стаи голубей наслаждались обществом друг друга.
Интересно, какой была Сан-Марко во времена Клары? Тоже голуби? Еще интересно, где жили Катена и можно ли как-то это выяснить? Пятнадцать лет от роду, пять лет до конца жизни, но ей суждено стать предметом великой страсти, и она строит большие планы. Необыкновенная для того времени девушка. А вот я, в тридцать пять не знающая, чего мне надо. Моцарт до таких лет просто не дожил. Как и Джорджоне. Col tempo, да? Об этом предупреждала «Старуха»?
Я поеду в Рим. И что скажу? «Энтони, давай начистоту»? «Раздельное проживание»? «Я так больше не могу»? Получится ли у меня? Хочу ли я этого?
Внезапно тысяча голубей, оглушительно захлопали крыльями, взметнулась в небо — что-то их напугало. В небе воцарилась кутерьма, какие-то из птиц тут же сели обратно, какие-то полетели делать круг над лагу ной, блестя перьями на солнце. Я в изумлении смотрела в сверкающее небо. «Древний солнечный хаос», как говорил Стивенс. «Нас ввергли в древний солнечный хаос»[29]. Перед ослепительным блеском меркли все мысли. Я вдруг очутилась в восхитительно прекрасном настоящем солнечного дня, мира, жизни. В голове молнии, ничего, кроме стихов, стихи и свет. Внутри и вокруг меня все содрогалось и трепетало. Жизнь одна, сказала Лидия, и вот оно, словно воля вселенной: «Проснись! Подними голову!» Из тени в свет — он дольше не продлится. Пелена спадет, наваждение развеется, когда захлопает крыльями стая испуганных голубей и придут «немногие», как говорил Беккет, слова. Я застыла посреди Сан-Марко, глядя в небо, ошеломленная и преображенная. Мне было все равно, что обо мне подумают и не примут ли за сумасшедшую. Жить! Сейчас или никогда, и я выбираю «сейчас». Я буду жить. Необыкновенная Корнелия! Какой дар! И ты, Дзордзон, певец света, ты все это изобразил!
Глава шестая
Почерк был старинный и убористый. Ксерокопия неудачная — видимо, картридж уже заканчивался. Джулиана Датини раздвинула над текстом кронштейн увеличительного стекла с подсветкой, которым пользовалась в таких случаях. Джулиана относилась к тем высококлассным переводчикам, к которым выстраивались очереди желающих положиться на ее компетентность и умение держать язык за зубами. Этот крошечный темный кабинет видел немало выдающихся историков и исследователей. Лидия познакомилась с Джулианой, как только приехала, и знакомство быстро переросло в дружбу, поэтому в плотном графике переводчицы для Лидии всегда отыскивалось окно. Сама Джулиана считала этот график не просто плотным, а изнурительным. Она работала от зари до зари, света белого не видя. Жизнь проходила мимо. Но ведь жить на что-то надо.
И все-таки у нее по-прежнему замирало сердце при виде весточки из былых веков, пусть даже в облике занудного судебного документа или архива, которые ей обычно и доставались. Она уже узнавала в лицо писарей на службе Республики из разных эпох и восхищалась изощренностью некоторых почерков. Но в этом дневнике не было никаких финтифлюшек и завитушек — просто мелкая, аккуратная, летящая и красивая вязь. Даже не вчитываясь, Джулиана сразу поняла, что почерк женский — редкость в ее работе. Наверняка монахиня. Лидия как раз занимается монахинями, значит, какие-нибудь монастырские записи или хроники. Ныла спина. Джулиана делала этот заказ после бесконечного рабочего дня по дружбе, исключительно ради Лидии, новой и на редкость интересной знакомой. Включив компьютер, она принялась за работу, надеясь обработать хотя бы несколько страниц, пока глаза не слиплись окончательно.
«10 июня 1505 года