Ольга Петровна опустила плечи и разрыдалась:
– Повторная экспертиза – тоже профанация. Меня сегодня ознакомили. Подтвердили причину смерти – утопление в пресной воде! Следов борьбы нет. Посторонних ДНК нет. Я им приношу доказательства – а меня не хотят слушать!
Нелепа и прекрасна в своей праведной ярости. И, бесспорно, умна. Пожилая, без опыта, связей и помощи – а раскрыла Касин план. Но что ей ответить? Ненавистная Кассандра – в беде, сама жертва?
Дима мягко произнес:
– Ольга Петровна, я обещаю вам сделать все для того, чтобы обнаружить и наказать убийцу вашего сына.
Слова оказались не те. Пожилая женщина взвыла:
– Зачем его искать? Это Кассандра сделала! Она, гадина! У меня есть свидетели! Документ подписанный!
Руки трясутся, она полезла в сумочку и уронила ее. Об мокрый асфальт звякнули и разбились очки, кошелек распахнулся, разлетелись монетки.
Полуянов кинулся помогать, но она отталкивала его, истерически всхлипывая:
– Я думала… вы журналист… за справедливость! А вы такой же равнодушный, как они все!
В окнах начал вспыхивать свет, из-за штор выглядывали любопытные лица.
Дима мечтал об одном: чтоб разверзся асфальт. Или пусть хоть полиция приедет!
Но вместо этого зазвонил телефон. Надюшка.
– Ты можешь спуститься? – нервно попросил Полуянов.
Она ответила странным голосом, будто ее держали за горло:
– Дима. Меня сейчас вырвет.
За полтора часа до описываемых событий
Когда ей позвонил сосед по даче, Надя чрезвычайно удивилась. Со стариком из дома напротив они практически не общались – лишь сухо кивали друг другу. Митрофанова не обижалась на его холодность, понимала: они с Димой действительно причинили Тимофею Марковичу большое горе.
Но телефонный номер в записной книжке остался – еще с тех пор, когда Надя только начинала обживать дачу, отцовское наследство, активно пыталась подружиться с соседом и постоянно зазывала его на чай с домашними пирожками [12].
Сейчас старик, обычно сдержанный, был неприкрыто взволнован:
– Не хотел тебя, Надя, тревожить. Я вообще в чужие дела лезть не люблю. Но твой, прости, сюда бабу привез.
– К-какую бабу? – опешила Митрофанова.
– Молодую. Хозяйничает тут у тебя. Посудку перемывает. Я, извини, не удержался, в окошко заглянул. Как у себя дома держится.
– Не может быть, – прошептала Надя.
– Дак мне тоже казалось: парень у тебя положительный. И семья у вас хорошая.
– А она… эта баба… как выглядит? – охрипшим голосом спросила Митрофанова.
– Ну… меньше тридцати. Тощая. Глаза как у лани, только синие.
– Кассандра… – прошептала Надя.
– Что?
– Тимофей Маркович, я сейчас приеду.
– Давай, – одобрил сосед. – Они пока вечеряют, так что к самому интересному доберешься.
Митрофанова не помнила, как выскочила из дома. Только в машине сообразила, что забыла куртку, о пропуске даже не подумала, а документы вообще остались в другой сумочке. Но возвращаться не стала. Придет штраф – Дима заплатит. И вообще – за все заплатит!
Она гнала по ночному пустому городу, и слезы заливали лицо, мешали рулить.
До родового имения Васильково домчала за сорок минут. В самом поселке скорость сбросила – хотела подобраться к голубкам без шума и помпы. Машину оставила на соседней улице и, пока спешила к калитке, старалась держаться в тени. У Тимофея Марковича светился только фонарь на крыльце – наверно, пошел с собакой пройтись. А ее дом выглядел совсем темным, необитаемым, хотя на грунтовке перед воротами отчетливо имелись следы протекторов. Надя была плохим следопытом, но машин, ей показалось, заехало две.
Она отперла калитку и вошла во двор. Интересно! Диминого авто нет, зато у самого крыльца – передними колесами на газоне! – припаркован дамский красненький наглый автомобильчик.
Пока ехала, вся кипела от праведного гнева, но сейчас почему-то стало страшно. Куда делся Дима? И почему в доме темнота-тишина? Да еще показалось: за спиной прошелестели шаги. Резко обернулась – никого, но кусты смородины покачиваются. А остальная растительность не колышется, ветра нет совсем.
– Кто здесь? – дрожащим голосом спросила Надя.
Тишина. И хотя за смородиной, похоже, кто-то скрывался, в темноту участка Надя идти не решилась – лучше дома спрятаться. Взбежала на крыльцо и перепугалась еще больше. Дверь-то – приоткрыта. Что здесь происходит?
Уже не ловить злоумышленников хотелось – а бежать без оглядки. Но куда? В доме – непонятно что. Кинешься во двор – неизвестно, на что нарвешься. Этот, из смородины, выскочит.