Хаутон, выпятив грудь, решительно двинулся на часового: «Ну, ну, коричневая обезьяна!» — и добродушное выражение лица малайца внезапно сменилось злым и настороженным. Хаутон услышал короткое «клинг-кланг!» затвора и предостерегающий гортанный возглас.
— Бросьте! Пойдемте назад! — скомандовал Портер.
Они вернулись домой. Пообедав, Портер проспал до вечера. С наступлением темноты он исчез. Наделенный кошачьим зрением Портер легко ориентировался на дороге, ведущей к лаборатории «А». Часовой стоял на месте. Портер лег и пополз, не шевеля, казалось, травинки:
Густая растительность по сторонам дорожки скрывала его. Предусмотрительно одетый в темное платье, Портер передвигался чрезвычайно медленно. Для того чтобы преодолеть сотню метров, ему потребовалось около часа. Раза два малаец проходил совсем близко, мурлыкая под нос какой-то монотонный мотив. Наконец, Портер оказался позади часового.
Скользнув в дверь и притаившись за распределительным щитом, Портер разглядывал внутренность лаборатории «А». По объему помещение можно было сравнить с ангаром. Пол, устланный цветными плитками, пересекали дорожки из резиновой ткани. Многочисленные столы вдоль стен, количество рабочих мест, разнообразие электроизмерительных приборов — все говорило о крупном размахе производимых здесь опытов.
Людей в зале не было. Внимание Портера приковала установка в центре зала. Все приборы здесь имели какие-то непомерные, преувеличенные размеры. Все смотревшись, Портер почувствовал себя лилипутом, попавшим в электрохозяйство великанов. Яркие блики лежали на поверхности двух громадных полированных шаров, выкованных будто из чистого золота. Шары покоились на высоких, мощных колоннах.
И колонны, и площадка, на которой они были установлены, представляли, собой какой-то особый диэлектрик из нежно-голубой прозрачной пластмассы. Частая медная сетка окружала установку и обрывалась, не доходя полметра до пола.
Из двери в другом конце помещения вышел лаборант и полез под сетку. Посвистывая, он поднял легкую деревянную лесенку, лежавшую у подножия колонны, и приставил ее к шару.
Портер увидел, что поверхность шара снабжена люком. Человек скрылся внутри. Тогда Портер осмелел и подобрался к сетке. Резиновая ткань заглушала его шаги.
Скользнуть под сетку было для Портера делом одной секунды. Он принялся рассматривать колонну. Сквозь пластмассу был отчетливо виден серебристый стержень в центре.
…Раздался звонок. Стрелка на большом вольтметре качнулась и пошла вправо, регистрируя растущее напряжение. 2… 6… 8… наконец, 10 миллионов вольт. Все пространство внутри сетки засветилось странным сиянием, как будто сам воздух приобрел способность лучиться. Фосфоресцирующие голубые, розовые и нежно-зеленые столбы заходили, качаясь, вокруг Портера. Разведчик с любопытством наблюдал это явление, напоминающее северное сияние.
В этот момент на пороге лаборатории появился Зобиара.
— Опять «корона»,[9] — услышал Портер недовольный возглас инженера.
Вслед за тем стрелка вольтметра, словно подстегнутая этим выражением досады, рванулась к цифре «12». Широкая, извилистая лента молнии связала оба шара. Нестерпимый блеск ослепил Портера, громовый удар потряс все клетки его организма. Незваный гость упал навзничь.
Очнулся он уже за сеткой. Зобиара приподнял его за ворот одной рукой, как щенка, встряхнул и поставил на ноги.
— Молитесь своему богу, что остались живы! — процедил инженер сквозь зубы. — Кто просил вас соваться туда, где в вас меньше всего нуждаются!?
Он с такой силой стиснул руки Портера выше локтя, что кровь бросилась в лицо мнимого ученого, оно стало пурпурным.
— Идите! — сказал Зобиара, не особенно вежливо подталкивая разведчика к выходу. — И помните, что в другой раз так дешево не отделаетесь, если даже уцелеете!
Портер вылетел из лаборатории с самочувствием школяра, пойманного на проказе и жестоко высеченного.
Чашу терпения островитян переполнил еще один некрасивый эпизод. «Героем дня» на сей раз явился Рамирес. Слуга, подавая капитану какое-то мясное блюдо, нечаянно облил соусом лацкан его белого пиджака.
Взбешенный Рамирес вскочил. Портер не успел удержать капитана. В следующий миг слуга получил прямой удар в нижнюю челюсть, отлетел и хлопнулся об стену. Он с трудом поднялся, обтер окровавленные губы и, бросив на Рамиреса гневный взгляд, выбежал вон.
— Позволяете себе лишнее, капитан! — недовольно зарычал Портер. — Вы не на «Амазонке»! Поймите, нам сейчас следует держаться тише воды, ниже травы.
Перед ужином снова появился Зобиара. Он объявил путешественникам решение совета островитян:
«Обитатели Острова Больших Молний встретили поддевших крушение гостеприимно. Однако люди, которым островитяне спасли жизнь, не проявили достаточного уважения к достоинству хозяев острова. Пришельцы нарушили запрет, наложенный на отдельные объекты, позволили себе угрожать островитянам, оскорбляли их словами и даже действием.
Люди, не уважающие чужого достоинства, не уважают и чужих тайн. Само существование острова и производимые на нем работы являются тайной, разглашение которой до времени нежелательно. Поэтому принято решение: задержать пришельцев на острове.
Господа Хаутон, Бейтс и Портер будут содержаться на положении пленников до тех пор, пока это будет необходимо. Что касается капитана Рамиреса, то он, если пожелает, может принять участие в работах по текущему ремонту „Ломоносова“».
Зобиара повернулся и вышел.
— Ну-с?! — пробормотал Бейтс. Портер молча, крупными шагами мерил комнату из угла в угол.
— До тех пор, пока совет островитян сочтет необходимым! — фыркнул Хаутон. — А может быть Рао-Сагиб и его компания ищут «философский камень»[10] и мы будем торчать в этой дыре до самой смерти?
— Я предупреждал вас! — бросил Портер.
— А вы-то сами хороши! — огрызнулся Рамирес. — Нужно вам было лезть в лабораторию…
Но тут Портер смерил его таким взглядом, что Рамирес только съежился и зашипел, как хищник под хлыстом укротителя.
— Нужно действовать! — сказал Портер.
— Как и в каком направлении? — спросил Хаутон.
— Бежать.
— Каким образом? — простонал Бейтс.
— Возможности есть. Смотрите, что я нашел за обедом в булочке.
Портер бросил на стол записку.
Четыре головы склонились над небольшим листком бумаги. Мелким угловатым почерком на клочке было выведено по-английски: «Ждите меня завтра в три час? ночи. Очень важно. Доброжелатель».
ГЛАВА 9
Заговор пяти
Компаньонов перевели в небольшой, из пяти комнат, изолированный домик, уютно обставленный и совсем не похожий на тюрьму. Не так уж много изменилось в их положении; обращались с ними по-прежнему, вежливо, только теперь членам экспедиции уже не приходилось встречаться с островитянами, да прогулочная площадь была ограничена радиусом в пятьсот метров.
О том, что они отныне зачислены в пленники, путешественникам напоминали также два вооруженных стража (обычно это были индусы или малайцы), бессменны дежурившие у дверей их обиталища. Винтовок не было, зато на поясах «телохранителей» болтались массивные пистолеты в расстегнутых кобурах, немые свидетели того, что добрым отношением пришел конец.
Пока пленники терялись в догадках о намерениях неведомого «доброжелателя», пролетел день и наступила желанная ночь.
— Очередная гроза! — сказал Хаутон, распахивая окно.
Над Островом Больших Молний в эту полночь нависли тяжелые, дымно-багровые тучи. Зарницы, вспыхивающие на востоке, свидетельствовали о том, что скоро хлынет ливень и засверкают молнии.
Нервное напряжение, охватившее пленников, усугублялось давящим предгрозовым ожиданием. Насыщенный электричеством, сгустившийся воздух, казалось, веял близкой бедой.