«Власть музыки», —размышлял Яков.
Но его не надо было уговаривать подойти к сестрам О'Доннелл. И оба эмигранта, ни один из которых не брился с тех пор, как начался шторм, и чья одежда имела уже весьма потрепанный вид, стали прокладывать себе дорогу через толпу, направляясь к Бриджит и Джорджи.
— Добрый вечер, — начал Марко.
— Т-ш-ш-ш!
Бриджит взглядом дала понять, что это из-за музыки, и Марко стал ожидать. Когда оркестр перешел на фокстрот, он сделал новую попытку.
— Меня зовут Марко Санторелли, а это мой друг Яков Рубинштейн. Как дела?
Он приподнял свою видавшую виды шляпу, схватил руку Бриджит и сжал ее с такой силой, что обе девушки вместе рассмеялись.
— Что смешного? — спросил несколько задетый Марко.
— Ничего, — ответила Бриджит, еще громче разразившись смехом.
Марко обменялся с Яковом озадаченным взглядом.
— А как васзовут? — негромко спросил Яков, теперь идя на приступ.
— Меня зовут Джорджина. И… — ею овладел еще больший приступ смеха.
— А я — Бриджит О'Доннелл.
Обеим сестрам, наконец, удалось справиться с неудержимой веселостью.
— Мы видели, как вы поднимались на борт парохода в Квинстауне, — сказал Марко. — Такие симпатичные ирландские леди. Очень красивые.
Бриджит опять рассмеялась, а Джорджи постаралась выглядеть серьезно. Эти два потенциальных ухажера, возможно, выглядели неважнецки в своей старой потрепанной одежде, но они несомненно были очень привлекательны. А итальянец! Мать Мария! Просто потрясающий!
Последовало неловкое молчание. Марко снова посмотрел наверх, как развлекались в первом классе, где некоторые пассажиры танцевали, а затем опустил глаза на Джорджи:
— Моя хорошая знакомая, леди Чартериз, известная актриса, говорит, что этот танец называется ту-степ. Вы умеете танцевать ту-степ?
— А вызнакомы с мисс Чартериз? — с недоверием переспросила Бриджит.
Марко с важным видом кивнул.
— Мы — большие друзья. Она давала мне уроки английского, — сказал он.
Девушки обменялись взглядами, как бы говорившими: «Ну, она не слишком хорошо выполнила свою работу».
— А откуда вы знаете мисс Чартериз?
Тут важности у Марка поубавилось.
— Я был садовником у нее, — сказал он и без паузы продолжил: — Потанцуем, а?
— Но я не знаю, как… — начала Джорджи.
— И я не знаю, — прервал ее Марко и, схватив за руку, начал танцевать. — Мы научимся. Очень быстро!
Он начал кружить ее по всей палубе. Другие пассажиры расступились, удивленные, если не ошеломленные тем, что у кого-то в третьем классе могут быть такие крепкие нервы, и они могут вести себя подобно пассажирам первого класса. Яков, пораженный полным отсутствием у Марка стеснительности, наблюдал, как неловко танцевали эти двое. Джорджи несколько раз взвизгнула, когда Марко наступал ей на ногу, а Марко наигранно повторял:
— Извините! Извините!
Все было очень забавно, но при этом и здорово! Яков повернулся к Бриджит, решив, что, если он продемонстрирует ей и свое знание французского, то это возвысит его в ее глазах.
— Voulez-vous danser? [12]— спросил он, неловко ей поклонившись.
Бриджит опять засмеялась.
— Почему бы и нет? — радостно откликнулась она, и они пошли кружиться по палубе в веселом самодеятельном ту-степе.
Природное чувство ритма и музыкальность Якова помогли ему быстро освоиться с танцевальными па.
Том Беничек наблюдал за ними. Но тут он повернулся к пышнотелой девушке из Литвы и ткнул пальцем сначала в нее, потом в себя. Девушка вспыхнула, вопросительно взглянула на свою стоявшую рядом с ней огромную мамашу, и очень решительно кивнула головой, Том схватил девушку за руку и увлек ее на стихийно возникшую танцплощадку, где он тоже начал кружить ее, не обращая внимания на неодобрительные возгласы ее матери. Постепенно другие эмигранты тоже стали присоединяться к ним. Победив на какое-то время свой страх, несчастные европейцы превратили кормовую палубу в Воксхолл Гарденс и забыли свои волнения вместе с возвращением присущего им в обычных условиях хорошего настроения.
Кое-кто из пассажиров первого класса, увидев от души танцующих внизу, вышел на прогулочную палубу понаблюдать за ними.
— Уверена, что они пытаются танцевать ту-степ, — воскликнула дородная хозяйка гостиницы с Пятой авеню, которая возвращалась с распродажи антиквариата в Центральной Европе. — Какие великолепные выкрутасы!
— А я удивлена, что они вообще могут что-нибудь танцевать кроме польки, — сказала принцесса фон Гогенлоэ, ехавшая из Берлина домой к своему могущественному отцу в Питсбург.
Эмигранты продолжали танцевать.
— У вас есть друзья в Америке? — спросил Яков свою партнершу.
— Вы слишком крепко меня обнимаете, — ответила Бриджит, показав язык принцессе фон Гогенлоэ, которую это ужасно шокировало.
— Извините.
— Нас встретит наш дядя Кейзи. У него свое дело, связанное с грузовым транспортом, в Бруклине.
— А где это — Бруклин?
— Не знаю. Где-то в Нью-Йорке.
— А что значит «грузовой транспорт»?
— Ну, грузовики, так это называется в Штатах.
— А что такое «грузовики»?
«Господи, святая Мария! Да знает он хоть что-нибудь?»— думала она.
— Ну, это такой большой автомобиль. Вы знаете, что такое автомобиль?
— Разумеется, — гордо усмехнулся Яков. — Значит, ваш дядя богатый человек?
— Да нет, но он с достатком.
— Это хорошо. Вы счастливые. А я никого не знаю, — сказал он.
— Никого?
— Никого, кроме Марко, а теперь и вас.
Он опять улыбнулся.
«Он, действительно, довольно симпатичный, —подумала Бриджит, — но как от него воняет!»
— В один прекрасный день я напишу песню, — негромко сказал Яков.
— А, значит, вы — композитор?
— Пока нет, но когда-нибудь стану.
Когда-нибудь.
Бриджит снова показала язык принцессе фон Гогенлоэ.
А эмигранты все танцевали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
На четвертую ночь лайнер опять попал в полосу скверной погоды в районе Кейп Рейса. И хотя шторм на этот раз не был таким свирепым, как предыдущий, для пассажиров третьего класса все было гораздо хуже, потому что капитан приказал закрыть все выходы на палубы, чтобы там никого не было.
Капитан узнал, что во время предыдущего шторма то ли по недосмотру, то ли с целью дать возможность пассажирам третьего класса хоть немного глотнуть свежего воздуха, двери на кормовую палубу не были перекрыты. Теперь эмигранты были заперты в своих каютах третьего класса. И опять морская болезнь, и опять полные ведра.
Грохот машин и треск корабля были настолько оглушительны, что спать было совершенно невозможно. И поскольку на всю мужскую часть эмигрантов приходилось всего четыре туалета и душа и находились они в другом конце корабля, то немногие из мужчин имели с момента отплытия из Квинстауна возможность помыться или поменять белье. Многие из них вообще не знали, как пользоваться туалетом с системой канализации, а потому справляли нужду в ведро или прямо в штаны, из-за чего запах мочи и экскрементов делал проживание в каюте почти невозможным.
Марко, казалось, обладал иммунитетом к морской болезни, но вонь выводила его из себя. А Якову опять было очень плохо; он хотел знать только одно: удастся ли ему пережить еще и эту ночь.
Том Беничек всеми своими мыслями был на маленькой ферме отца недалеко от Праги и размышлял о том, не лучше ли было никуда не уезжать, а остаться просто в родной Богемии.
Основной едой, которой кормили пассажиров третьего класса, была селедка. Баки с рыбой выставлялись у дверей кают, и пассажиров уверяли, что от морской болезни хорошо помогает селедка. В ответ на неоднократные убеждения Марко Яков наконец согласился съесть одну. Марко принес ему рыбу. Яков откусил кусочек, и его тут же вывернуло прямо на матрас.