Выбрать главу
II
«Цветов нарвем на гробовых порогахИ пир зачнем, как духи в их чертогах!Потом — утонем в резвости прибоя!Потом — от игр стихийных грудь покоя,Возляжем, блеща влажными телами,На мягкий мох, умащены маслами;Венки свивая из цветов могильных,Венчался загробным даром сильных!..Ночь пала… Вызывает Муа нас![12]Бой колотушек звучен в тихий час!Уж факелы чертят багряный круг;Уж ярость пляски топчет светлый луг.Туда, туда! Вспомянем времена,Как пировала наша сторона,Пред тем что Фиджи в раковину зовВоенный протрубил — и из челновВстал враг!.. С тех пор он цвет наш юный косит;Глухая нива плевелы приносит;Отвыкли мы знать в жизни только радостьЛюбовных ласк да лунной ласки сладость…Пусть!.. Палицу нас враг учил взвиватьИ в чистом поле стрелы рассевать.Своих посевов жатву он пожнет!Нам пир — всю ночь; война — чуть день блеснет!..Кружися, пляска! Лейся в кубки, кава![13]Кому заутра смерть, заутра — слава!В наряде летнем в путь мы выйдем смело,Оденем чресла тканью таппы белой;[14]Увьем чела живой весной веселий,А шеи — радугами ожерелий…Как перси, посмуглев под их пыланьем,Вздымаются воинственным желаньем!»
III
«И пляска кончилась. Но не летите,Подруги, прочь — и радости продлите!На бой заутра Муа кличет нас:Вы нам отдайте полный этот час!Долин Лику младые чаровницы,Рассыпьте нам цветов своих кошницы!Ваш лик прекрасен! Ваших уст дыханьеНас опьяняет, как благоуханье,Что с луговых нагорий МаталокоНад морем стелет теплый ветр далеко!..И нас Лику чарует и зовет…Но тише, сердце! Нам, с зарей, — в поход!..»
IV
Звучала так гармония веков,Пока злой ветер белых чужаковК тем диким не примчал. И одиноки —Они творили зло: душе порокиПрирождены. Вдвойне порочны мыГрехами просвещения и тьмы;И сочетает наше лицедейство —Лик Авеля и Каина злодейство…И Старый ниже пал, чем Новый Свет;И Новый — стар… Но все ж на свете нетДвоих таких, как два Свободы сына,Колумбией взращенных исполина.[15]Там Чимборасо[16] водит окрест взор:Рабовладенья всюду смыт позор.
V
Так пелись славы стародавних днейИ длили память доблестных теней,И подвигов заветные преданьяВ их вещие слагались чарованья.Неверью вымысл — песенная быль;Но оживает урн могильных пыльТобой, Гармония!.. Игрою струннойБлеск отчих дел затмить — приходит юныйК певцу-Кентавру ученик-Ахилл.[17]Ах! Каждый гимн, что отрок выводил,С прибоем слитый иль ручьем журчливым,Иль в долах эхом множимый пугливым, —Вечней в сердцах отзывчивых звенит,Чем все, что столпный рассказал гранит.Песнь — вся душа; вникает мысль, одна,В иероглифах темных письмена.Докучен длинной летописи лепет.Песнь — почка чувства: песнь — сердечный трепет!..Просты те песни были: песнь — простым!..Но вверясь их внушениям святым,В челнах отважных выплыли норманны…Оне — всех стран, — коль враг не внес в те страныГражданственности яд.[18] И что поэмИскусных блеск, когда он сердцу нем?
VI
Тонула нега песен простодушныхВ роскошной тишине глубин воздушных.Уж умиряло солнце, диск клоня,Пир пламенный тропического дня;И мир покоился, благоухая…Чу, тронул ветер, пальмы колыхая,Крылом беззвучным сонную волну, —И в жаждущей пещеры глубинуОна плеснула… Там, близ милой девы,Чьи сладкие лились в тиши напевы,Сидел влюбленный юноша; и страстьГорела в них, — тот яд, чья губит властьНеискушенные сердца вернейИ раздувает из живых огнейКостер, где им, как мученикам, радостьПылать, и смерть — последней неги сладость…И их экстазы — смерть! Всех жизни чарБожественней сей неземной пожар;И все надежд потусторонних сныЛюбви пыланьем вечным внушены.
VII
Уж расцвела, меж дикими цветами,Дикарка женщиной, хотя летамиБыла дитя, по наших стран счисленью,Где рано зреть дано — лишь преступленью.Дитя земли младенческой, милаКрасой невинно-знойной и смугла,Как ночь в звездах или вертеп заветный,Мерцающий рудою самоцветной.Ее глаза — язык. Она повитаОчарованием, как Афродита,Перл моря, — к чьим ногам несет волнаЭротов рой. Как приближенье сна,Что разымает негой, — сладострастна.Но вся — движенье. Брызнуть своевластноКровь солнечная хочет из ланитИ в шее, темной, как орех, сквозит:Так рдеют в сумерках зыбей кораллыИ манят водолаза тенью алой.Дитя морей полуденных, волнаГульливая сама, — она сильнаЛадью чужую радостей живыхБеспечно мчать до граней роковых.Еще иного счастья не знавалаОна, чем то, что милому давала.В ней страха нет; доверчива мечта.Надежды пробный камень, что цветаСтирает, — опыт юности неведом;Жизнь не прошла по ней тяжелым следом.И смех ее, и слезы мимолетны;Так гладь озер расплещет ветр залетный, —Но вновь покой глубин встает со дна,И родники питают лоно сна,Пока землетрясенье не нарушитДремы Наяд, и в недрах не иссушитЖивых ключей, и в черный ил болотНе втопчет зеркала прекрасных вод…Ее ль то жребий? Рок один, от века,Меняет лик стихий и человека.И нас — быстрей! Мы гибнем, как миры, —Твоей, о дух, игралища игры!
вернуться

12

Вызывает Муа нас! — Муа — наиболее крупное поселение на острове.

вернуться

13

Лейся в кубки, кава! — Кава — хмельной напиток из корней и стеблей одной из разновидностей перечного дерева.

вернуться

14

…тканью таппы белой… — Таппа — нетканая материя, изготовляемая из полос коры бумажной шелковицы, расплющенных деревянными колотушками до прозрачности и эластичности тканой материи.

вернуться

15

…два Свободы сына, // Колумбией взращенных исполина. — Байрон говорит здесь о героях освободительного движения в Южной Америке Симоне Боливаре (1783–1830) и Хосе Сан-Мартине (1778–1850).

вернуться

16

Чимборасо — высочайшая горная вершина в Эквадоре.

вернуться

17

…приходит юный // К певцу-Кентавру ученик-Ахилл. — По древнегреческому мифу, героя Троянской войны Ахилла воспитывал кентавр Хирон, обучавший его и искусствам.

вернуться

18

…коль враг не внес в те страны // Гражданственности яд. — У Байрона: «страны, в которые не вторгся враг или чужая „цивилизация“».