XIII
Любовь, все претворяющая в радость,Все радугой венчающая младость,Минувшая опасность — роздых, милыйИ тем, чья грудь мятежной дышит силой, —И красота обоих (дух надменный,Лизнет, как сталь, ее перун мгновенный) —Совместной властью необорных чарВ один всепоглощающий пожарИх души дикие соединили.Уж грозовым восторгом не манилиПитомца сеч воспоминанья боя.Дух непоседный не мутил покоя,Как нудит он орла в его гнезде,Далеким оком рыща, бдеть везде.Изнеженность иль элисейский плен[23] —То был сей сон, когда душе забвенНадменный лавр над урною могильной:Не вянет он, лишь кровию обильнойВспоет. Но там, где прах отживших тлеет,Не так же ль мирт усладной тенью веет?Когда б, близ Клеопатры, все забылЛюбовник-Цезарь, Рим бы волен был,И волен мир. Что сев его победВзрастил? Стыда наследье, жатву бед!Тиранов утвержденье, — след заржавыйНа старой цепи, были знак кровавый!..Природа, слава, разум — все народыЗовет исполнить так завет свободы,Как Брут,[24] один, посмел, — велит дерзнутьИ самовластья обезьян стряхнутьС высоких сучьев! Нас пугают совы, —За соколов принять мы их готовы.Но пугала (гляди, их корчит страх!)Один свободы клич сметет во прах.
XIV
В забвеньи сладостном о жизни, Ньюга,Вся — женщина, вдали людского круга,Что мог бы новизной ее развлечьИль зоркою насмешкой подстеречьИ возмутить ее сердечный трепет, —Вдали толпы, где пел бы пошлый лепетЕй лесть, где б искушал развратный толкЕе блаженство, славу, сладкий долг, —Равно была нага душой и телом.Так радуга на небе потемнеломСтоит, меняя зыбкие цвета;И вся сквозит живая красота,Воздушней млеет, выспренней парит;И в небе мрак, — а весть любви горит.
XV
В пещере, вырытой волной напевной,Они таились в рдяный жар полдневный.Летит година, и полет временНе метит меди похоронный звон,Что бедной мерой мерит смертный векИ над тобой смеется, человек!До дней былых, грядущих, что за дело,Коль настоящий миг душой всецело,Владычный, овладел? Металла бойИм заменил приливных волн прибойНа отмели, да диск на башне неба.День — час один, и числить не потреба.Склонится ль он, — чу, не вечерний звон, —Над розой песни соловьиной стон!Диск пал: не так, как наше солнце, тлея,Над морем тухнет, в дреме тусклой рдея; —Нет, в ярости, как бы навек оноС сияющей землей разлучено, —Багряной вниз кидается главой,Как в бездну прядает стремглав герой…Встав, ищут оба в небесах лучей,Потом глядят друг другу в глубь очей:В них свет горит, а мир одела тень…Ужель промчался быстрокрылый день?
XVI
И диво ль то? Плоть праведника долу,Но дух восхищен к вышнему престолу;[25]Миры влачатся, и влачится время, —Он упредил коснеющее бремя.Иль немощней любовь? Она — дорогаЭфирной славы в ту ж обитель бога.Ей все заветное в том мире — сродно.Впервые в нас Я новое свободно.В его пыланьях счастье нам дано.Возжегший пламя — пламя с ним одно.Брамины, — двое, на костер священныйВосшед, сидят с улыбкою блаженнойВ пожаре погребальном… ИногдаВремен мимотекущих чередаДуше забвенна в общности природы:Все — дух один, — долины, горы, воды!Мертв лес? Безжизнен хор светил? ВолныБездушен лепет? В лоне тишиныБесчувственно ль бежит слеза пещеры?Все души мира в алчущие сферыНаш дух влекут, его сосуд скудельныйХотят разбить, — зовут нас в беспредельныйВселенский океан!.. Я — отметнем!Кто не забылся, упоен огнемЛазури сладкой? И кто мыслил, преждеЧем предал мысль корысти и надежде,В дни юные — о низком личном Я, —Любовью царь над раем бытия?
XVII
Влюбленные встают. В приют укромныйСочится сумеречно день истомный.Кристаллами отсвечивает свод;Выходит в небо звездный хоровод…И к хижине под пальмами, во мгле,Послушны вечереющей земле,Бредут четой, счастливой и безгласной…О, мир любви средь тишины согласной!..Глух волн бессонных одношумный ход,Как раковины рокот, эхо вод,Что, от родных сосцов отлучена,Малютка бездн глухих, не знает снаИ молит детским неутомным стоном —Не разлучать ее с глубинным лоном.В угрюмой дреме никнет тень дубров,И реет птица в свой пещерный кров.Разверзшихся небес поят озераСвятую жажду чающего взора.
XVIII
Чу, — звук меж пальм, — не тот, что мил влюбленным, —Не ветерок в безмолвьи усыпленном…То не был ветра вздох вечеровой,Играющий на арфе мировой,Когда струнам гармоний первых — борам —По долам эхо вторит странным хором.То не был громкий клич тревоги бранной,Рушитель чар, родной, но нежеланный.Не филин то заплакал, одинокий,Невидящий отшельник лупоокий,Что жуткой жалобой поет в тишиПустынную тоску ночной души.То — долгий был и резкий свист (морейТак свищет птица), — свист питомца рейИ снасти смольной… Хриплый голос зова —Чрез миг: «Эй, Торквиль! Где ты, брат? Здорово!»— «Кто здесь?..» И Торквиль ищет, чей приветЕму звучит из мрака. — «Я!» — ответ.
вернуться
24
Брут, Марк Юний (85–42 до н. э.) — древнеримский политический деятель, сторонник республики и один из инициаторов заговора против Юлия Цезаря, принял участие в его убийстве.
вернуться
25