Выбрать главу

Разумеется, законы ньютоновской механики всегда будут работать в пределах их области действия, и вода всегда будет состоять из атомов водорода и кислорода, по крайней мере, пока у нас не появится другой способ описания физических и химических процессов в атомах. И законы Ньютона, и состав молекулы воды – это элементы нашего объяснения окружающей реальности, действительные в рамках своего диапазона применения и концептуальной структуры. Учитывая, что наши инструменты постоянно развиваются, реальность будущего обязательно будет включать в себя сущности, о которых нам сегодня неизвестно, будь то астрофизические объекты, элементарные частицы или вирусы. Пока технологии развиваются (а у нас нет оснований предполагать, что этот процесс прекратится, пока существует человечество), конца научному поиску не будет. Конечная истина – всего лишь иллюзия.

Давайте представим себе всю накопленную нами информацию об окружающем мире в виде острова, который я называю Островом знаний. Под знаниями я подразумеваю в основном научные и технические знания, хотя на нашем острове могут также разместиться все культурные достижения человечества и произведения искусства. Остров знаний окружен огромным океаном неизведанного, скрывающим бесчисленные множества манящих тайн. Есть ли у нашего океана берега? К этому вопросу мы еще вернемся. Пока достаточно просто вообразить себе, что Остров знаний разрастается по мере того, как мы узнаем больше о мире и о самих себе. Это не всегда происходит равномерно, и известное отделяет от неизвестного лишь зыбкая линия прилива. Кроме того, весь процесс может быть повернут вспять, если в свете новых фактов мы отбросим идеи, ранее казавшиеся приемлемыми.

Рост Острова знаний имеет для нас одно удивительное, но важное последствие. Мы в своей наивности полагаем, что чем больше знаем о мире, тем ближе становимся к конечной точке (одни называют ее теорией всего, а другие – высшей природой реальности). Однако, если развить нашу метафору, можно увидеть, что чем больше становится Остров знаний, тем протяженнее оказывается его береговая линия – граница между известным и непознанным. Новые знания о мире не приближают нас к концу путешествия (само существование которого не больше чем просто предположение), а ставят перед нами новые загадки. Чем больше мы знаем, тем больший объем неизвестного открывается перед нами и тем больше вопросов мы задаем.[6]

Некоторые люди, включая многих моих друзей-ученых, считают такой взгляд на вещи крайне пессимистичным. Меня даже называли пораженцем, но это совсем не так. Я восхищаюсь достижениями человечества, которых мы добились благодаря бесконечному поиску новых знаний. Меня спрашивают: «Если мы никогда не получим окончательный ответ, зачем вообще пытаться? И как понять, прав ты или нет?» Ответы на такие вопросы вы найдете в этой книге. Приступая к изучению природы человеческого знания (то есть наших попыток понять мир и свое место в нем), нужно признать, что наш подход фундаментально ограничен. Это понимание откроет перед нами новые двери, а не закроет их. Оно сделает поиск знаний бесконечным путешествием, вечным романом с неизведанным. Разве может быть что-то более вдохновляющее, чем уверенность в том, что в мире всегда будет что исследовать и что, как бы много мы ни знали, новые открытия неизбежны? Предположить, что у этого пути есть конец и когда-нибудь мы к нему придем, – вот что кажется мне пораженчеством. Перефразируя «Аркадию» Тома Стоппарда, «возвышает нас не цель, а сама необходимость познания».

Новые открытия проливают свет на отдельные участки непознанного, но стоит отойти чуть дальше – и их сияние теряется во мраке. Как и с любой жизненной загадкой, мы можем по-разному обойтись с этим фактом. Наш разум либо будет медленно, но верно продвигаться вглубь неизведанного, либо нет. Если мы выбираем второй вариант, то для борьбы с вечным незнанием нам требуется что-то помимо разума, например вера в альтернативные (в том числе сверхъестественные) объяснения. В итоге нам приходится выбирать между двумя полярными точками зрения – научным подходом и мистицизмом. Этот дуализм очень заметен в наше время. Я же предлагаю третий путь, основанный на понимании наших способов исследования реальности как источника бесконечного вдохновения, не требующего установления конкретной цели и не дающего обещания вечной истины.

По мере развития науки мы будем знать больше. Новые инструменты исследования ставят перед нами новые вопросы – зачастую такие, какие мы ранее даже не могли себе вообразить. Подумайте о развитии астрономии до и после изобретения телескопа (1609) или биологии до или после создания первого микроскопа (1674). Разве можно было представить себе, какую революцию в науке совершат эти приборы? Нестабильность у науки в крови. Для того чтобы двигаться вперед, ей нужно делать ошибки. Теории должны опровергаться, а их ограничения – обнаруживать себя. Чем глубже мы погружаем свои инструменты в ткань реальности, тем чаще обнаруживаем бреши в старых теориях, на обломках которых возникают новые. Если вы верите в то, что у этого процесса есть конец, – вы заблуждаетесь. Научный подход к знаниям ограничен, и ответов на некоторые вопросы мы никогда не получим. Некоторые аспекты окружающего мира обязательно должны оставаться неизвестными. Некоторые, как я покажу ниже, в принципе непознаваемы.

вернуться

6

Когда я в последний раз проверял библиографические ссылки в этой книге перед отправкой рукописи редакторам, я наткнулся на образ, очень похожий на мою собственную метафору Острова знаний. Знаменитый австрийский физик Виктор Вайсскопф писал: «Наши знания – это остров в бесконечном океане непознанного, и чем больше он становится, тем длиннее оказывается граница между известным и неведомым». Victor Weisskopf, Knowledge and Wonder: The Natural World as Man Knows It (Garden City, NY: Doubleday, 1962). Цит. по: Louise B. Young, ed., The Mystery of Matter (New York: Oxford University Press, 1965), 95. Но Вайсскопф, в отличие от меня, не развивает эту идею дальше. Научный журналист Джон Хорган в своей противоречивой книге The End of Science: Facing the Limits of Knowledge in the Twilight of the Scientific Age (New-York: Broadway Books, 1996) приписывает подобное высказывание американскому физику Джону Арчибальду Уилеру: «По мере того как разрастается остров нашего знания, увеличиваются и берега неведомого». О существовании еще одного схожего образа я узнал в середине работы над этой книгой. Сэр Уильям Сесил Дампьер в своей работе A History of Science and Its Relations with Philosophy and Religion, 4th ed. (Cambridge: Cambridge University Press, 1961) писал: «Научное познание безгранично, потому что, как верно говорят, чем больше становится сфера знаний, тем больше и площадь неведомого, с которым она вступает в контакт». Я хочу сказать спасибо Mark I – читателю моего блога, который обратил мое внимание на эту цитату, даже не зная о проекте книги. Образ острова или сферы знаний, очевидно, является очень убедительным. Судя по всему, впервые эта метафора появляется в «Рождении трагедии» немецкого философа Фридриха Ницше: «Окружность науки имеет бесконечно много точек, и в то время, когда совершенно еще нельзя предвидеть, каким путем когда-либо ее круг мог бы быть окончательно измерен, благородный и одаренный человек еще до середины своего существования неизбежно наталкивается на такие пограничные точки окружности и с них вперяет взор в неуяснимое» (Basic Writings of Nietzsche, trans. Walter Kaufmann [New York: Modern Library, 2000], 97).