За этим разговором двое как будто и не заметили, что мальчик уже ничего не ловил, а стоял рядом и неотступно глядел на Марка. Ему было лет двенадцать — тот возраст, когда еще немыслимо обращаться ко взрослым без особого дозволения.
Марк, не произнося ни слова, взглянул на мальчика и сделал жест ладонью правой руки, так, что Спутница сверкнула на солнце. Мальчик правильно понял жест и собрался сказать слово, он лишь поглядывал на Филолога, выжидая перерыва в его речах.
— Господин, — робко спросил Марка подросток на сносном греческом, улучив момент, — не из тех ли ты, кто чертит судьбы?
— Я? — усмехнулся тот, — может быть, но отчего ты так решил?
— Вы говорите с другом о всяком… Но главное, ты чертишь по воде. На воде пишут только судьбы людей, я знаю. И у меня совсем не клюет сегодня рыба — людские судьбы отпугивают ее. И на руке у тебя — богиня судьбы.
— Все, я перестал, — усмехнулся Марк. Он, может быть, и чертил чужие судьбы, но только мечом, и это было в прошлом. И мальчик явно иллириец[12], не римлянин — не ему вершить судьбы мира.
— А не мог бы ты мне начертить… — замялся мальчик.
— Что именно?
— Мама не хочет Мура. Она считает, что он прожорлив и ленив. Она даже не позволяет мне брать его с собой на рыбалку. А я говорю, что он приносит удачу. Он рыжий, как золото, а это цвет удачи.
— Боюсь, — ответил Марк, — мой мудрый друг не оценит, если я начну писать что-то про котов палочкой на воде. Но попросить мою Спутницу ты можешь. Вдруг она поможет?
Марк протянул мальчику руку с перстнем, тот на секунду зажмурился, потом пал на одно колено, бережно поцеловал девичий лик и что-то прошептал на языке, которого Марк не понимал. Потом поблагодарил центуриона и вприпрыжку помчался прочь, размахивая небогатым уловом. А кот вальяжно пошел по берегу в другую сторону по своим котовьим делам.
Филологу было слегка досадно, что его не дослушали. Но ведь нахлебник не обижается на невежливость господина. Кто кормит, тот имеет право предпочесть трагедии пустую забаву. Судьбы и жизни, а вернее, смерти и потери — разве этим удивишь легионера?
— Итак, я вижу, история моего рода тебя несколько утомила, — продолжил он, — а в море я вижу лодку, и она направляется к нам. Поэтому буду краток. Я родился в доме свободного римского книготорговца и унаследовал дело моего отца. На меня трудились не рабы, а друзья, весь их ряд, числом дважды двенадцать, от Альфы до Омеги. И приносили, надо сказать, достаточные средства.
Но более всего я ценю утешение, какое они принесли мне, когда умерла родами моя юная жена. Не спрашивай об ее имени, тех, прежних нас больше нет, и ни к чему сотрясать воздух пустыми звуками. Я любил ее, как никого до или после. Знаешь ли, Марк, что это такое, когда три дня и три ночи длится агония, от криков до забытья, и ты все готов отдать и богам, и лекарям, лишь бы они сохранили твою любимую. Но тщетно. Если бы и в самом деле был на земле человек, способный чертить чужие судьбы…
Боги оказались глухи к моим мольбам, да и кто я такой, чтобы они их услышали, а лекари только впустую расхватали мои динарии. Я даже думал тогда пойти по стопам Аякса[13]и прервать постылую жизнь.
Торговля отныне не имела никакого смысла, как и все в мире, но в лавке остались запасы свитков. И я стал читать. Не то чтобы я не делал этого прежде — какой же торговец не знает своего товара, — но теперь я читал не чтобы продать, а чтобы понять.
И обрел сокровище, которому верен и по сей день. Если моей любимой не было на свете, а с ней и сына, который так и не вышел из ее чрева, мне оставалось найти новую любимую — бессмертную, как боги, и неспособную предать, как… как еще одна из них. И я нашел ее, имя ей — Философия. С тех пор и себе я взял новое имя. Любовные утехи нетрудно купить за деньги, а добродетельному по силам обойтись и без них, но вот без мудрости древних жить не то чтобы трудно — бессмысленно. И я вижу, что мой рассказ все же оказался занимателен, потому что ты больше не чертишь на водной глади.
— Я просто обещал мальчишке не отпугивать людскими судьбами рыб, — усмехнулся Марк.
— Суеверие, пустое суеверие — да и рыболова не видно… а я, если позволишь вернуться к рассказу, держал торговлю, пока Августом не стал божественный Веспасиан, настолько же безразличный к моим радостям и бедам, как и прочие божества. Ты же знаешь, что он не жалует возлюбленную мою, Философию. К тому же оказалось, что именно в моей рукописной мастерской заказывали свои книги некоторые его былые недоброжелатели, и среди свитков были, представь себе, некоторые речи, на которые я по неосторожности не обратил внимания… Словом, я почел за благо продать все свое дело за треть цены и найти поскорее знатного и склонного к размышлениям покровителя — в твоем лице, Марк Аквилий, прозванный Корвином.
12
Иллирийцы — коренное население Далмации (прибрежной части совр. Хорватии и Черногории).