В отличие от митрополита, целиком поддержавшего удельного князя и его сторонников в Кирилловом монастыре, архиепископ Вассиан обратился к авторитету великого князя: он «нача суда просити с митрополитом по правилом». Великий князь «послав» к митрополиту, «митрополит же не послуша его». Таким образом, митрополит не только выступил на стороне удельного князя и активно поддержал удельную «старину», но и ослушался распоряжения главы Русского государства. Это едва ли не первый в XV в. зафиксированный летописцем акт открытого неповиновения руководителя церкви государственной власти. «Брань» о Кириллове монастыре тем самым приобрела новое значение — конфликт архиепископа с митрополитом перерос в открытую конфронтацию между последним и государственным руководством. Наметилась характерная расстановка сил: хранители удельной традиции, оппозиция в стенах монастыря, удельный князь и Митрополит — на одной стороне, архиепископ и великий князь (фактически нарушающие «старину») — на другой. По существу своему это конфронтация между удельно-клерикальной оппозицией и политической линией государственной централизации.
В этой конфронтации позиция великого князя оказалась бескомпромиссной. Он своей властью аннулировал грамоту митрополита князю Михаилу Андреевичу на Кириллов монастырь («посла взяти грамоту митрополичью у князя Михаила») и распорядился о созыве церковного собора для обсуждения жалоб архиепископа на митрополита («повеле собору быти всем епископом и архимандритом на Москве, и дасть суд архиепископу на митрополита»).[26] Угроза соборного суда заставила митрополита капитулировать — он «умолиша» великого князя. Конфликт о Кирилловом монастыре закончился на данном этапе полной победой великокняжеской власти и сторонников ее централизаторской политики: великий князь «умири митрополита с архиепископом, а грамоту издрав, а Кирилов монастырь указаша ведати по старине ростовскому архиепископу во всем».[27]
Несмотря на свой мирный исход, «брань» о Кирилловом монастыре является весьма знаменательным событием. Краткое известие Типографской летописи и случайно сохранившийся список правой грамоты приоткрывают завесу над сложной политической борьбой, длившейся уже десятилетия. Впервые мы узнаем о серьезных противоречиях, о конфликте между великокняжеской властью и митрополитом, о союзе последнего с удельным князем, о фактическом расколе в верхах церковной иерархии, о феодальной оппозиции в монастырских стенах.
Поддерживая права (формально, по-видимому, бесспорные) удельного князя, митрополит Геронтий выступает ревнителем «старины» — удельно-княжеской традиции, имеющей корни в далеком прошлом. Выступая за сокращение прав белозерского князя, ростовские архиепископы (и Трифон, и особенно Вассиан) нарушают эту «старину» и фактически подрывают один из существенных устоев удельно-княжеского суверенитета. Борьба удельной «старины» и централизаторской тенденции четко проявляется в «брани» о Кирилловом монастыре.
Отказ митрополита от суда на церковном соборе свидетельствует о том, что он не был уверен в поддержке большинства иерархов (несмотря на формальную правильность своей позиции). Видимо, архиепископ Вассиан — не единственный представитель церкви, пытавшийся пересмотреть «старину».[28] С другой стороны, наличие в крупнейшем (после Троицкого) русском монастыре сильной группировки сторонников старых удельных порядков едва ли может рассматриваться как случайность. Монастыри-феодалы не были и не могли быть нейтральными в политической борьбе старого с новым, борьбе, охватившей всю Русскую землю.
Выдающиеся успехи политики централизации, достигнутые к концу 70-х гг., имели одним из своих последствий обострение противоречий между сторонниками и более или менее активными противниками этой политики, появление консервативной удельно-клерикальной оппозиции, первое свидетельство о которой — «брань» о Кирилловом монастыре. Против последовательной политики централизации, означавшей не только формальное достижение политического единства, но и перестройку всей системы внутриполитических отношений Русской земли, формируется союз представителей удельно-княжеской традиции с высшим руководством русской церкви в лице властного и честолюбивого, но по-своему принципиального митрополита Геронтия. Именно этот союз, эта новая расстановка политических сил в верхах — важная примета времени, наступившего после новгородского «взятия». Если удельно-княжеская оппозиция, проявившаяся впервые в начале 70-х гг., — реакция на наступление великокняжеской власти на политические и территориальные права удельных князей Московского дома, то клерикальная оппозиция в верхах и сближение ее с удельно-княжеской — следствие наступления на политические и имущественные права церковных феодалов, впервые ясно обозначившегося в январские недели Троицкого стояния 1478 г. Перед верхами русской церковной иерархии, как и перед удельными князьями, стояла дилемма — либо подчиниться государственной политике централизации, пожертвовав частью своих владений и прерогатив, либо вступить в борьбу с ней, отстаивая всю неприкосновенность своих прав и привилегий. Митрополит Геронтий и архиепископ Вассиан по-разному решают эту дилемму, почему и оказываются в разных политических лагерях во время «брани» о Кирилловом монастыре. И тот, и другой опираются на определенные морально-политические традиции и общественные силы. Борьба по вопросу централизации государства проникает и в монашескую келью, и в княжеский дворец.