1.1.11. В некоторых средствах массовой информации критики «демократизации» все чаще и чаще стали приводить факты поддержки различных оппозиционных групп из-за границы. А в то же время в оправдание иностранной помощи стали появляться статьи, которые старались доказать, что никакая помощь из-за границы не способна развалить политическую систему, если она сама не идет к этому. При этом факт самой помощи всячески завуалировали, ссылаясь на отдельные благотворительные акты отдельных иностранных организаций, не связанных со спецслужбами (на долларах ведь не стоял штамп «поступило от ЦРУ»). В еженедельнике «Новое время»[17] для этого использовали польский пример десятилетней давности.
Утверждение, хотя и, имеющее право на существование, но не бесспорно.{37} Давно известно, что политическая деятельность, как и всякая, осуществляется людьми, которым для этого нужны определенные средства, и которым нужно получать зарплату. Если этого нет, то возможен только кратковременный и стихийный бунт недовольных, а не долговременная оппозиционная активность.
1.1.12. Вот такая оппозиционная активность проявлялась порой прямо в отношении органов государственной безопасности. В стране были даже сделаны попытки своеобразного «суда» над органами государственной безопасности. Напомним, что по инициативе комитета по делам молодежи Верховного Совета РСФСР было начато парламентское расследование деятельности КГБ СССР.{38}
Активную роль в этой попытке играли народные депутаты Верховного Совета СССР Сергей Калашников и Андрей Плотников. Сообщалось: «После того как идею поддержали более 100 народных депутатов СССР и два комитета, началось формирование независимой парламентской комиссии, которую согласился возглавить председатель Комитета Верховного Совета СССР по науке и народному образованию академик Юрий Рыжов».[18]
Хотели, видимо, сделать себе рекламу, но не получилось, не вовремя начали. Нужно было чуть-чуть попозже, а может быть и другими «нужными» людьми. Всякому овощу свое время. А, может быть, никто просто не стал финансировать это расследование, которое, как писала газета «Комсомольская правда», было «практически заморожено».[19]
1.1.13. Все, что ни делается, все к лучшему. Так говорят некоторые, оправдывая все неудачи. Публичное копание в бумагах КГБ могло привести страну к печальным (если не трагическим результатам). Дело в том, что КГБ привлекал к сотрудничеству многих.
Вот что, например, писал знаменитый в годы перестройки демократ Г.Х. Попов: «В КГБ довольно быстро поняли, что от меня можно получить достаточно емкие наблюдения, и они ездить мне не мешали. Мои общие оценки их интересовали, и думаю, что по многим вопросам они подтвердились». Практически, это означало прикрытое признание в каком-то сотрудничестве с КГБ, а сотрудничество с этой структурой было обычно одно — тайное.
Многие понимали — лучше полупризнание самого, чем разоблачение другими. А последнее становилось все более и более реальным.
1.1.14. К концу перестройки КГБ был уже не вполне единым монолитом (а, следовательно, не был и надежным). Сами органы госбезопасности начали тогда постепенно входить в зыбкое болото внутриведомственных конфликтов, которые часто решались привычными половинчатыми мерами.{39} Это расшатывало дисциплину, формировало у некоторых сотрудников мысль о возможности решить свои карьерные проблемы без старого привычного способа — службы начальству. И их можно было понять.
Монолит КГБ стал подтачиваться вирусами сомнения и недовольства, уже несколько лет заполонившими страну. В системе, призванной защищать коммунистический строй, это чувствовалось особенно. Владимир Путин на вопрос о том, почему он ушел из КГБ, ответил: «Я уже понимал, что будущего у этой системы нет. У страны нет будущего. А сидеть внутри системы и ждать ее распада… Это очень тяжело».[20]
Перестройка, гласность и демократизация сильно меняли страну. Чтобы удержать лодку на плаву это процессы должны были уравновешиваться соответствующим изменениям в деятельности государственного аппарата (и в том числе органов госбезопасности). Время для КГБ действительно становилось все сложнее и сложнее. Систему госбезопасности, как и всю страну, нужно было срочно, быстро и, главное, эффективно реорганизовывать. Это тем более было важно, учитывая огромное значение КГБ СССР для страны, почти всеобъемлющий характер задач, которые перед ним ставили.
Но дальше разговоров о перестройке дело не шло. Автор настоящей книги так и не смог найти хоть сколько-нибудь убедительных доказательств существования попыток реальной перестройки системы государственной безопасности с учетом кардинальных изменений в обществе.
Что и как перестраивать никто толком не знал. Если, конечно, не считать случаев, когда под видом перестройки шла обычная борьба за кресла и должности, да мелкий, чисто косметический ремонт системы. К коренным изменениям в жизни страны, КГБ оказался не готов, и в результате получилось то, что и должно было произойти и со страной и самим КГБ.
37
Известны многочисленные факты поддержки различных политических сил из-за рубежа. В результате этого вливания происходили необходимые процессы и достигался планируемый результат. Например, уже в посткоммунистические времена газета «Сегодня» сообщила: «В секретном архиве государственного департамента США хранятся документы, неопровержимо свидетельствующие, что ЦРУ США незаконно финансировало Либерально-демократическую партию, монопольно правившую в Японии с 1955 по 1993 год… Речь идет о тайных операциях ЦРУ в Японии в 1950-60-х годах по непосредственной финансовой поддержке консервативных политиков и Либерально-демократической партии, которые проводили проамериканскую, антикоммунистическую политику». («Сегодня», 17.02.95).
38
«Молодежь» часто любит быть впереди. Что стояли например, знаменитые хунвейбины времен китайской культурной революции. Да и советская «комсомольская молодежь», ведь именно она быстренько восприняла идеи перестройки и кинулась делить огромный пирог государственной собственности. Через несколько лет куда ни ткни, что ни банкир, то бывший «комсомолец», что ни «новый русский», то снова из того же аппарата ВЛКСМ. Разумеется, исключения все же были.
39
Л.В. Шебаршин вспоминал: «В конце 1990 года большая группа сотрудников управления КГБ по Свердловской области обращается с открытым заявлением в Верховный Совет РСФСР и средства массовой информации по поводу неудовлетворительного положения в управлении и КГБ в целом. Возникает острейший, беспрецедентный конфликт, перехлестывающий рамки комитета. Авторов письма вызывают в Москву, проводится заседание коллегии. Свердловчане говорят горькую правду, это чувствуют все. Их руководители не меняются десятки лет, продолжают выполнять указания местных партийных властей, заставляют работников следить за политическими деятелями, скрытно записывать выступления на митингах. Увлекшись разработкой глобальных концепций организации работы всей системы госбезопасности, начальник управления и его заместители не знают, чем занимаются рядовые работники, и не интересуются ими. Оперативный состав не понимает, какие задачи он должен решать.
Все претензии резонны, однако в ситуации есть и еще один, чрезвычайно важный дисциплинарный аспект. По правилам офицеры должны были обратиться к руководству комитета с требованием навести порядок в их управлении. Они сделали это в обход руководства и предали свое обращение огласке.
Коллегия заседает долго и принимает расплывчатое решение — в чем-то разобраться, что-то устранить, что-то улучшить. Мы плывем по течению». (Л.В. Шебаршин, «Рука Москвы», М., «Центр-100», 1992, с. 269).
История эта началась задолго до августа 1991 года, в конце 1990 года. 64 сотрудника подписали то письмо. В мае 1991 года за злоупотребление служебным положением и взяточничество двум активистом из числа подписантов было предъявлено обвинение. Затем их взяли под стражу. Сразу начались разговоры о том, что это расправляются за написание письма. («Российская газета», 28.09.91, с.3; «Россия», N 41, 1991, с.7; «Коммерсантъ», N 41, 1991, с.23).