Главрепком
Так в официальных документах сокращённо назывался особый департамент «Министерства правды» — Главное управление по контролю за зрелищами и репертуаром при Главлите РСФСР, созданное в начале 1923 года[66].
Из «Постановления Совнаркома 9 февраля 1923 года»:
«Ни одно произведение не может быть допущено к публичному исполнению без разрешения Главреперткома при Главлите или его местных органов (обллитов и гублитов). Для обеспечения возможности осуществления контроля над исполнением произведения все зрелищные предприятия отводят по одному месту, не далее 4-го ряда, для органов Главного комитета и отдела Политконтроля ОГПУ, предоставляя при этом бесплатную вешалку и программы. Публичное исполнение и демонстрирование произведений без надлежащего разрешения, как равно и допущение исполнения и демонстрирования таковых в помещении, находящемся в их ведении, карается по ст. 224 Уг. Кодекса РСФСР».
В архивах сохранились сотни документов, касающихся запрещения пьес. Деятельность Главреперткома год от года расширялась: под его контроль попали граммофонные пластинки, лекции и доклады, вообще любые публичные выступления. В конце двадцатых годов уже требовалось от конферансье предоставление текстов реприз и даже экспромтов (!). В выпущенном в 1925 году «Списке граммофонных пластинок, подлежащих изъятию», в частности, фигурируют: «Выхожу один я на дорогу…» (сл. М. Ю. Лермонтова) — романс мистический; «Пара гнедых» (сл. А. Н. Апухтина) — «воспроизводит затхлый быт прошлого с его отношением к женщине как орудию наслаждения».
В ряде циркуляров Главреперткома предлагалось изгнать из «советского быта» танцы, влекущие за собой «буржуазное разложение»:
«Секретно. Циркулярно. 2 июля 1924 г.
В последнее время одним из самых распространённых номеров эстрады, вечеров (даже в клубах) является исполнение „новых“ или „эксцентрических“, как они именуются в афише, танцев — фокстрот, шимми, ту-степ и проч. Будучи порождением западноевропейского ресторана, танцы эти направлены несомненно на самые низменные инстинкты. В своей якобы скупости и однообразии движений они по существу представляют из себя салонную имитацию полового акта и всякого рода физиологических извращений.
На рынке наслаждений европейско-американского буржуа, ищущего отдых от „событий“ в остроте щекочущих чувственность телодвижений, фокстроты, естественно, должны занять почётное место. Но в трудовой атмосфере Советских Республик, перестраивающих жизнь и отметающих гниль мещанского упадочничества, танец должен быть иным, — добрым, радостным, светлым. В нашей социальной среде, в нашем быту для фокстрота и т. п. нет социальных предпосылок. За него жадно хватаются эпигоны бывшей буржуазии, ибо он для них — возбудитель угасших иллюзий, кокаин былых страстей. Всё наглее, всё развязнее выносят они его на арену публичного исполнения, навязывая его пряно-похотливые испарения массовому посетителю пивной, открытой сцены и т. п., увлекая часто на этот путь и руководителей клубов. С этим надо покончить и положить предел публичному исполнению этой порнографической „эксцентрики“.