Имя Гумилёва и даже небольшие отрывки из его стихов всё же изредка удавалось протиснуть на страницы подсоветской печати. Каждый раз это повергало советского интеллигента в состояние эйфории, каждый такой случай воспринимался как «знак», как снятие табу с имени поэта. Читатели «Известий», открыв газету 13 января 1961 года, должно быть, глазам своим не поверили, прочитав начало статьи виднейшего астрофизика И. С. Шкловского: Много лет тому назад замечательный русский поэт Гумилёв писал:
Это последнее, как полагают, стихотворение поэта, начинавшееся процитированной строфой, было опубликовано уже посмертно и лишь однажды, в конце 1921 года, во 2-й книжке альманаха «Цех поэтов» в разделе «Последние стихи Н. Гумилёва», обведённом чёрной траурной рамкой. Сам учёный рассказал об этой удивительной истории в своей книге воспоминаний[182]. Оказывается, когда в январе 1961 года запущена была советская ракета на Венеру, к нему прибежала его знакомая, редактор научного отдела «Известий», с просьбой срочно написать в следующий номер газеты статью об этом событии: надо было опередить аналогичную публикацию в «Правде». Шкловский согласился с одним условием — не выкидывать из статьи ни одной строчки. Заметка тотчас же ушла в типографию, минуя, очевидно, цензурный контроль, и появилась в печати. Напомним, однако, что главным редактором «Известий» в это время был Алексей Аджубей, зять Хрущёва. Как говорили древние римляне, «что позволено Юпитеру, то не позволено быку…»
Другой неожиданный прорыв — появление не только имени Гумилёва, но и его стихотворения в книге для «детей старшего возраста» — в повести Александра Давыдовича Тверского «Турецкий марш» (М.: Издательство детской литературы, 1965). Сюжет повести слегка напоминает «Молодую гвардию» А. А. Фадеева. В первых главах изображён последний предвоенный год в жизни учащихся десятого класса города Витязя. В дом главного героя повести, Марка, ночью врываются шесть сотрудников НКВД и уводят его отца. Вскоре в школе появляется новый учитель истории, Александр Петрович Грандт. Он буквально очаровывает учеников, ставит с ними пьесы и т. п. Объектом особой «индивидуальной педагогической работы» он избирает Марка, с которым ведёт долгие задушевные беседы, пытаясь посеять в его душе зёрна сомнения в справедливости существующего порядка вещей. Однажды он вдруг читает ему такое стихотворение:
«— Что за стихи? — спросил Марк упавшим голосом. — Не известного поэта… малозначительного… — ответил Александр Петрович, — некий Гумилёв… тоже был расстрелян… как ваш отец. А что — нравится? Да, это поэзия!»
В таком виде стихотворение «Рабочий» появилось в советской печати, причём в детской книжке, но со следующей многозначительной купюрой: после второго четверостишия, там, где в публикации поставлено отточие, в оригинале следовало ещё одно четверостишие:
По-видимому, наша «чопорная цензура» решила не смущать неокрепшие души старшеклассников такими сценками.
В годы «перестройки», между прочим, некоторые бойкие журналисты пытались доказать, что Гумилёв предсказал свою судьбу и речь в стихотворении идёт о российском рабочем; для этой цели перевирали даже одну строку: «Над седою, вспененной Невой» — а не Двиной. Нет, всё-таки о немецком: полк Гумилёва стоял на берегу Двины, а стихотворение было опубликовано впервые ещё в 1916 году в газете «Одесский листок» (10 апреля).