У жены сидела Ж. Н. Кребель, которая набросилась на меня за то, что я вернулся без Кребеля, и, не прощаясь, ушла.
Наступило время коронования императора Александра III.
Вся Румелия готовилась к этому дню как к народному торжеству. 15 мая, в самый день коронования, во всех церквах были совершены богослужения и молебны о благоденствии царя-покровителя, все учащиеся освобождены на два дня от занятий. При появления кого-либо из русских сейчас же раздавались крики «Ура, да живет царь Александр!».
В соборе на молебне присутствовали генерал-губернатор, все власти и члены Постоянного комитета и наличные депутаты Областного собрания. Прямо из собора генерал-губернатор во главе всех официальных лиц прибыл в наше Генеральное консульство для принесения поздравлений, вечером в Городском собрании состоялся парадный бал, на котором было произнесено много славных речей. Но самая искренность радостного настроения сказывалась в той сердечности, с какой жители зазывали к себе офицеров, солдат-инструкторов, вообще всех русских и, угощая их, старались всячески показать свою любовь и благодарность к России. Когда мы с женой ехали на бал в Городское собрание, мы трижды были остановлены окружавшею нас толпой.
Но из всех знаков внимания самое светлое воспоминание оставило шествие детей. Когда стемнело, несколько сотен мальчиков и девочек, держа в руках зажженные фонари, прошли с песнями через весь город, подошли к нашему дому и, став под балконом, запели «Боже, Царя храни», затем «Ура», «Шуми Марица», и так несколько раз подряд. Мы с женою вышли к ним, благодарили, целовали их, а они в ответ еще громче «Ура», «Боже, Царя храни» и «Шуми Марица» (их тогдашний народный гимн). Пение и крики «Ура» проходили под окнами детской, где спала наша полуторогодовалая дочь, и не только не напугали ее, но даже и не разбудили.
Из Болгарии в Москву выехал князь Александр во главе депутации, которая, поздравляя государя, просила принять на память от болгарского народа серебряную группу, представлявшую символически Россию, освобождающую Болгарию.
На время отсутствия князя было установлено регентство. Регентом назначен военный министр генерал-майор барон Каульбарс.
Лето 1883 года в Восточной Румелии прошло спокойно. Волновали только вести, доходившие из Болгарии. Там, видимо, опять приближался кризис. Не шли дела в Народном собрании, отношения между князем и нашими генералами, особенно первым министром Соболевым, все более обострялись. Чувствовалось назревание столкновений. Несмотря на эти недоразумения, на параде 30 августа, в день тезоименитства князя, он был встречен особенно горячо, а после парада вызванные вперед офицеры после речи князя сопровождали его до самого края поля несмолкаемыми криками «Ура!».
Осенью того же года я должен был отвести больную жену в Вену и, по совету врачей, поселить ее на зиму в Меране.
Возвращаясь обратно, я остановился на два дня в Софии у одного из наших офицеров, капитана Ковалевского, которого хорошо знал по Филиппополю, чтобы повидаться с бароном Каульбарсом и в особенности с недавно прибывшим нашим представителем Иониным.
В первый же день моего пребывания на квартиру Ковалевского приехал адъютант князя и передал мне приглашение Его Высочества прибыть к нему.
Предчувствуя, какие могут быть между нами разговоры, я просил адъютанта поблагодарить Его Высочество за честь приглашения, но я, не имея с собой ничего, кроме штатского дорожного костюма, лишен возможности воспользоваться приглашением.
Адъютант вернулся и передал, что князь просит придти в чем есть. После этого я отправился во дворец и был тотчас же принят князем.
Привожу дословно рассказ самого князя, из которого между прочим видно, что князь состоял в личной переписке с императором Александром III:
– Чувствуя, что мои отношения с генералами все обостряются и что, донося в Петербург, стараются все мои поступки представить в известном явно для меня неблагоприятном освещении, я решился просить государя прислать генерала Эрнрота, который рассудил бы нас и затем доложил бы всю правду в Петербург. Государь сначала как бы согласился на командирование Эрнрота, но затем написал: «Je ne puis t’envoyer Ernrote, mais j’envoye Ionine. Lui tranquille, la mission de Ionine est une mission de paix, il est chargé de se prononcer entre toi et les généraux».[43]
43
Я не могу послать к тебе Эрнрота, но посылаю Ионина, он спокойный. Миссия Ионина – это миссия мира, ему поручено выступить между тобой и генералами. –