Об этом упоминалось и в резолюции съезда: «силы мира» значительно умножились «в связи с появлением на мировой арене группы миролюбивых государств Европы и Азии, провозгласивших принципами своей внешней политики неучастие в военных блоках». В результате этого создавалась обширная «зона мира», включающая как социалистические, так и несоциалистические «миролюбивые государства Европы и Азии» и «охватывающая больше половины населения земного шара»[72]. Доклад также признавал разнообразие форм перехода к социализму, что объективно соответствовало стадии развития обществ постколониального мира.
Позже, на XXI съезде КПСС (январь – февраль 1959 г.), был сделан новый шаг в оценке третьего мира: большинство колониальных и полуколониальных стран, которые еще не так давно представляли «собой резервы и тылы империализма», перестали быть таковыми. Эти страны «борются против империализма и колониализма за свободу и национальную независимость»[73].
Под влиянием стремительного процесса деколонизации, пиком которой стал 1960 г., названный современниками «годом Африки», советская идеологическая концепция в области внешней политики претерпевает еще более серьезную эволюцию, которая способствует усилению позиций СССР в странах третьего мира.
На волне XX и XXI съездов КПСС в советской академической среде возникла так называемая теория «социалистической ориентации». Она стала важным методологическим инструментом для изменения ключевой идеологической установки – о безальтернативной роли коммунистов как решающей силы в развитии национально-освободительного движения[74]. Согласно сформулированной академическим сообществом и партийными функционерами теории, освободившиеся от колониальной зависимости страны могут на первой ступени идти к социализму путем, не включающим «традиционный» этап диктатуры пролетариата. Главными критериями для стран, вставших на путь некапиталистического развития, становятся внушительные масштабы национализации средств производства, иными словами, огосударствления экономики, а также создание партий или союзов под социалистическими вывесками. Теория «социалистической ориентации» не была эквивалентом «арабского социализма». Признавая возможность некапиталистического развития арабских стран, теория не снимала с повестки концептуальный вопрос о классовой борьбе.
Как подчеркивал академик Евгений Максимович Примаков, главным стимулом для создания теории «социалистической ориентации» было стремление укрепить радикальные режимы на Ближнем Востоке и одновременно убрать из-под прицела местные коммунистические партии. Начиная с 1960-х гг. внутриполитические события в арабских странах все меньше рассматривались через призму противоречий доминирующих националистических режимов с местными компартиями арабских стран.
Такая теоретическая выкладка говорила о прагматичности подхода Москвы к осуществлению политики в регионе, рассматривавшей в качестве возможного проводника политики СССР обладавшие реальной властью националистические режимы[75].
В пользу тактического выбора этой линии говорили и сами лидеры арабского национализма. Так, Насер считал «арабский национализм» несовместимым ни с классовыми подходами, ни с диктатурой пролетариата. Специфическое понимание социализма проистекало именно из того, что «арабский социализм» рассматривался как категория арабского национализма. Как писал основоположник баасизма сирийский социолог и философ Мишель Афляк, «социализм – это инструмент, приспособленный для наших национальных условий и потребностей. Он не может рассматриваться в качестве основной философии или свода нормативных актов. Это только ветвь древа, именуемого национализмом»[76].
На фоне стремительного развития событий на Ближнем Востоке и роста популярности идей арабского национализма США пытаются адекватно ответить в политическом и идейно-концептуальном смысле. Вопреки качественно новой обстановке в регионе элиты США формулируют «архаичный» – силовой по форме и антикоммунистический по содержанию ответ, получивший название «доктрины Эйзенхауэра».
76
Renaissance du Monde Arabe. Gembleux, 1970, Sous la direction de Anouar Abdel-Malek, Abdel-Aziz Belal et Hassan Hanafi, pp. 92–93.