Три солдата с жетонами на груди расхаживали по вокзалу, презрительно посматривая на людей, спешивших поскорее забраться в поезд.
У кассы — давка. Мне удалось быстро купить билет, и я помчался на перрон. У входа двое солдат проверяли документы. Вместе с толпой я кинулся к поезду. В одном из вагонов меня ждал Селя. Он махнул в окно рукой. Я поднялся в вагон третьего класса — длинный, перегороженный на два отделения. В каждом из них было две двери.
Селя сидел серьезный и задумчивый. Под мышкой у него было зажато несколько газет.
— Слушай, — почти шепотом сказал он, хотя в вагоне и так никто бы его не услышал: такой стоял гвалт. — Видишь вон тот большой чемодан под сиденьем возле двери? В нем пропагандистские материалы и медикаменты. Я должен переправить их в Прокупле.
— Ну теперь-то ты переправишь, раз мы сели в поезд, — убежденно сказал я.
— Это не так-то легко, как ты думаешь. До сих пор поезда не осматривали, но, вполне возможно, теперь начнут.
— Что же тогда делать? — невольно вырвалось у меня. По всему телу пробежала нервная дрожь. Запылали щеки. «Спокойнее! Возьми себя в руки!» — подумал я сейчас же.
Селя изложил свой план:
— У меня с собой револьвер. Ты сядешь возле чемодана и будешь стеречь его. Я буду возле той двери. Если войдут в твою дверь и начнут проверку, беги ко мне. Если нужно, я буду стрелять, а потом выпрыгнем на ходу.
— А что, если они войдут в твою дверь?
— Пока они будут осматривать эту часть вагона, ты старайся пробраться ближе ко мне. Когда они подойдут к чемодану, мы сможем ускользнуть и выскочить без всякого шума.
— Ясно!
Селя подошел к окну, кивнул кому-то на перроне и отправился на свое место в конце вагона. Его кивок, видимо, означал, что все в порядке.
Я сел возле чемодана и углубился в книгу. Поезд тронулся. Искоса посмотрел на Селю. Тот чуть улыбнулся мне и слегка кивнул, будто желая сказать: «Ну, вот и поехали».
Я впервые участвовал в выполнении такого задания. Не знаю, был ли то страх или что-то другое, но мною овладело какое-то чувство неуверенности, вызванное, очевидно, тем, что я был без оружия. Неожиданно дверь отворилась, вошли два жандарма и сели напротив. Я посмотрел на них, и мне вдруг почудилось, будто им известно, что находится в чемодане и кому он принадлежит.
Однако все было спокойно. Скоро они разговорились со мной, назвали меня мальчиком и спросили, куда я. еду. Вопросы их звучали равнодушно. Им даже в голову не могло прийти, что «мальчик» везет что-либо недозволенное. Я обернулся и посмотрел на Селю. Он спокойно стоял у двери и читал «Ново време»[1]. Присутствие жандармов его не встревожило. До сих пор в этом поезде проверки не устраивали. Только провал и поиски чего-либо конкретного могли привести сюда немцев.
Путь до Прокупле был долог. Позади оставались станции Меджюриво, Белотинце, Долевац. В Долеваце жандармы сошли, и я с облегчением вздохнул. С моей души словно камень свалился. Пассажиры оживились, все почувствовали себя свободнее. Откуда-то со стороны до меня донеслось:
— Знаешь, что происходит в Шумадии и возле Валево? Наши дерутся!
Кто-то заметил:
— Пусть дерутся. Для нас время еще не подоспело. Вот погоди, Коста[2] примется за дело, тогда увидишь, что с ними будет.
Время от времени я поглядывал на Селю. Он по-прежнему спокойно читал газету. Чуть приметная улыбка трогала его губы, когда он смотрел в мою сторону.
Поезд приближался к Прокупле. Перед Ясеницами в вагон вошли немецкий солдат и жандармы. Началась проверка документов. Проверили документы у моих соседей, потом потребовали у меня. Я предъявил удостоверение. Солдат и жандармы торопились. Значит, это обычная проверка, ничего страшного. Подошли к Селе. Он невозмутимо сложил газету, так, чтобы патруль хорошо разглядел название, и вытащил из кармана документ. Все в порядке! Немец и жандармы проследовали дальше. У всех пассажиров отлегло от сердца.
Проехали Ясеницы. Сейчас будет Житородже, потом Подина, где нам выходить. Там нас должны ждать. Собственно говоря, здесь должен выйти Селя, я же поеду дальше. В вагоне никто не должен знать, что мы знакомы.
Еще немного, и чемодан окажется в верных руках. Но тут произошло нечто совершенно непредвиденное! Дверь открылась, и вошли два таможенных чиновника. Один из них, высокий, худой, с костлявым лицом и кривым носом, осмотрел отделение вагона и, не останавливаясь, проследовал дальше, бросив на ходу своему коллеге:
— Ты погляди здесь, а я пойду вперед.
Он прошел мимо Сели и захлопнул за собой дверь. Селя проводил его взглядом. Оставшийся чиновник, невысокий, коренастый мужчина с довольно добродушным выражением лица, повернулся к пассажирам:
— Прошу приготовить вещи для осмотра!
Пока он разговаривал с моим соседом, я растерянно смотрел в его спину, не понимая, почему производится проверка именно таможенниками, а не жандармами. Бросив взгляд на Селю, я увидел что он сунул газету под мышку и опустил правую руку в карман, пристально наблюдая за чиновником. Потом Селя посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и мне показалось, что он велит мне уходить, однако полной уверенности в этом у меня не было, и поэтому я медлил.
В этот момент кто-то спросил у чиновника, почему проводится осмотр.
— Ищем контрабандный табак, — ответил тот. — Контрабандисты настолько обнаглели, что стали провозить его в поездах.
На душе полегчало. Это лишь укрепило мое намерение не бросать чемодан. Люди раскрывали свои мешки, сумки и чемоданы. Дошла очередь и до меня.
— Это чей? — спросил чиновник, показывая на мой чемодан.
— Мой, — ответил я.
— Покажи, что в нем.
Я поставил чемодан на лавку, не имея понятия, что находится внутри. Мурашки побежали у меня по коже, но внешне я сохранял спокойствие. Краем глаза заметил, что Сел подошел ближе и напряженно следит за развитием событий.
В это время поезд остановился на станции Житородже. Пассажиры прильнули окнам. Одни выходили, другие входили. Началась сутолока, и никто уже не обращал на на внимания. Да и сам таможенный засмотрелся в окно. Когда поезд медленно тронулся, таможенник, вспомнив обо мне, отошел от окна и стал торопить меня:
— Ну быстрее показывай, что везешь.
Я открыл чемодан. Сверху лежали бинты, йод и какие-то лекарства.
— Мать у меня больна, — тихо сказал я, вот везу, чтобы было чем ногу перебинтовывать.
Чиновник окинул меня подозрительны взглядом. Было видно, что мое объяснена показалось ему неубедительным: уж слишком много бинтов и лекарств для одной больно ноги. Придерживая одной рукой крышку, о сдвинул бинты в сторону и увидел аккуратно сложенные листовки. Приподняв обертку, прочел: «Обращение ЦК КПЮ к народам Югославии».
Что делать? Я взглянул на Селю. Он по-прежнему стоял спокойно, не вынимая руки из кармана.
Чиновник накрыл листовки оберткой и пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд. Правая моя рука лежала в кармане. Я хотел создать впечатление, будто у меня там что-то есть.
Момент был критический. Наши взгляды снова встретились. Мне казалось, что все зависит от моей выдержки. Впрочем, я был не один, рядом находился Селя. Итак, у кого первого сдадут нервы?
Решив действовать, я осторожно выдвинул вперед правую ногу и наступил на его ногу, по-прежнему глядя ему прямо в глаза. Он вздрогнул, побледнел, потом залился краской до самых ушей. Чувствовалось, что он колеблется, не зная, как поступить. Я же сохранял полное спокойствие.
Никто из пассажиров, кроме Сели, не замечал этого безмолвного поединка.
Наконец чиновник не выдержал. Он еще раз посмотрел на меня и, не меняя выражения лица, сказал:
1
Газета «Ново време» выпускалась в годы оккупации Сербии профашистским правительством генерала Недича. —
2
Имеется в виду командир националистических сербских отрядов воевода Коста Печанац, которого на первом этапе борьбы население считало патриотом. —