Выбрать главу

Кроме того, некоторые журналисты пытаются рассуждать о моей трансформации, и это слово меня тоже бесит. Трансформация - это переход из одного состояния в другое, тогда как я до начала процесса не представлял собой ничего достойного. Я не трансформировался, я формировался. Занимаясь теннисом всерьез, я был похож на большинство детей: не знал, кто я на самом деле, и бунтовал, когда старшие пытались мне это объяснить. Полагаю, что старшее поколение всегда делает одну и туже ошибку в отношениях с молодыми: к ним относятся, как к законченному продукту, тогда как на самом деле они постоянно меняются. Это все равно что рассуждать о матче до его окончания: мне частенько доводилось обращать поражение в победу, обыгрывать соперников, которые были уверены в своем превосходстве, - поэтому я не считаю такой подход верным.

Хорошо это или плохо, но то, что я представляю собой сейчас - моя первая и единственная личность. Я не менял свой имидж - лишь нашел его. Я не изменял образ мыслей - просто открыл его для себя. Джей Пи помог мне сформулировать эту мысль. По его словам, мой постоянно изменявшийся внешний вид, моя одежда, мои волосы сбивали людей с толку: все были уверены, что я знаю, кто я такой. Мои попытки самопознания все ошибочно принимали за самовыражение.

К сожалению, в начале лета 2006 года, несмотря на все старания Джей Пи и других, я не в состоянии объяснить все это журналистам. Но даже если бы я мог, Английский клуб крокета и лаун-тенниса[54] был бы для этого явно неподходящим местом.

Я не могу объяснить все даже Штефани, но это и не нужно. Она и так понимает. Дни и часы перед Уимблдоном она смотрит мне в глаза и похлопывает по щеке. Она говорит о моей карьере, о своей, рассказывает о своем последнем Уимблдоне. Штефани не знала тогда, что он последний, и теперь говорит, что мой вариант гораздо лучше, ведь я буду играть на своих условиях.

В первом круге встречаюсь с сербом Борисом Пашански. На шее у меня - цепочка, сделанная Джаденом: она собрана из букв, составляющих фразу «крутой папа». Когда я выхожу на корт, трибуны долго и громко аплодируют. На первой подаче не вижу площадки: у меня в глазах стоят слезы. Мне кажется, что играю в доспехах, что спина туго стянута ими, но я держусь, иду вперед и побеждаю.

Во втором круге обыгрываю в двух сетах Андреаса Сеппи из Италии. Я играю очень хорошо, и это вселяет надежду перед матчем третьего круга, где моим соперником будет Надаль. Он - настоящий псих, зверь, воплощение природной силы - самый мощный и гибкий игрок, которого мне приходилось встречать. Но я полагаю - таков туманящий эффект победы - что смогу дать ему бой. Думаю, что у меня неплохие шансы.

Проигрываю в первом сете, 7-6, утешаю себя тем, что победа была близка… Затем он меня просто изничтожает. Матч продолжается семьдесят минут. У меня было лишь пятьдесят пять, затем спина начала болеть. По ходу матча на подаче Надаля не могу стоять спокойно. Я должен двигаться, топать ногами, разгоняя по телу кровь. Напряжение так велико, боль настолько сильна, что я не в состоянии думать о том, как отбивать: все силы уходят на сохранение вертикального положения.

После игры наступает необычный момент: организаторы Уимблдона, вопреки традиции, проводят со мной и Надалем интервью прямо на корте. Такое происходит впервые в истории Уимблдона.

- Я знал, что рано или поздно заставлю Уимблдон поступиться традициями, - объявляю Джилу.

Он не смеется. Он никогда не смеется, пока бой не кончен.

- Я ведь почти закончил, - говорю ему.

Лечу в Вашингтон и играю с прошедшим отборочный тур итальянцем Андреа Стоппини. Он громит меня, будто это я проходил отборочные игры. Меня охватывает стыд. Я полагал, что перед Открытым чемпионатом США необходимо настроиться, привести себя в форму, - но происшедшее в Вашингтоне меня шокирует. Говорю журналистам, что борьба за финал карьеры отнимает у меня больше сил, чем я предполагал:

- Наверняка многие из вас не слишком-то любят свою работу, - пытаюсь я объяснить происходящее со мной. - Но только представьте себе, что кто-нибудь сообщил вам: вот эта статья обо мне станет для вас последней, и больше до конца жизни вы не напишете ни строчки. Ну, и как вы себя после этого будете чувствовать?

ВСЯ МОЯ КОМАНДА ЛЕТИТ В НЬЮ-ЙОРК. Штефани, дети, родители, Перри, Джил, Даррен, Фили. Мы захватываем отель Four Seasons и оккупируем наш любимый ресторан Campanola. Дети улыбаются, когда на входе нас встречают аплодисментами. Мне кажется, даже овации теперь звучат по другому. У них иной тембр, иной подтекст. Они предназначены не только мне, но всем, кому приходится заканчивать важное и непростое дело.

Фрэнки усаживает нас за угловой столик, суетится вокруг Штефани и детей. Он предлагает Джадену мои любимые блюда, и я понимаю, что сыну они нравятся. Джаз, кажется, тоже нравится еда, хоть она и настаивает, чтобы все закуски лежали на тарелках отдельно, не соприкасаясь друг с другом. Я смотрю, как Штефани следит за детьми, как она улыбается, и думаю о нас четверых - совершенно разных личностях. Таких непохожих внешне и все же составляющих единое целое. Полный комплект. Вечером накануне последнего турнира я наслаждаюсь чувством, которое необходимо каждому, пониманием, которое снисходит на нас лишь изредка: все в жизни взаимосвязано, то, что кажется ее концом, оборачивается лишь началом - и наоборот.

В первом круге мой соперник - Андрей Павел из Румынии. Во время игры мою спину то и дело заклинивает, однако, невзирая на неспособность гнуться, я ухитряюсь вырвать победу. Умоляю Даррена организовать мне на завтра укол кортизона, но не уверен, что даже с ним сумею сыграть следующий матч.

Нет, мне не обыграть Маркоса Багдатиса. Он восьмая ракетка мира. Он здоровенный сильный парень с Кипра, в самом расцвете сил. Он доходил до финала на Открытом чемпионате Австралии и до полуфинала - на Уимблдоне.

Но тем не менее каким-то чудом побеждаю. После этого я лишь способен доплестись по туннелю до раздевалки, где моя спина окончательно отказывается функционировать. Даррен и Джил тащат меня, словно мешок с грязным бельем, на массажный стол, в то время как команда Багдатиса устраивает его на столе по соседству. У него жестокие судороги. Штефани целует меня. Джил заставляет пить. Тренер говорит, что врачи уже идут, включает телевизор, и все выходят из комнаты, оставляя вдвоем нас с Багдатисом, корчащихся и стонущих от боли.

По телевизору показывают самые яркие моменты нашего матча. Спортивный канал.

Краем глаза замечаю какое-то движение. Я поворачиваюсь и вижу, как Багдатис протягивает мне руку. На его лице написано: «Мы сделали это!» Я, дотягиваясь, беру его за руку, и мы лежим так, взявшись за руки, в то время как на экране мелькают кадры нашей ожесточенной битвы.

Мы освобождаемся от этого матча. А затем я отпускаю все остальные проблемы в своей жизни.

Наконец, приходят врачи. У них уходит полчаса, чтобы с помощью тренеров поставить нас с Багдатисом на ноги. Багдатис покидает раздевалку первым, осторожно ступая и опираясь на плечо тренера. Затем Джил и Даррен ведут меня к автостоянке, убеждая сделать еще несколько шагов при помощи соблазнительных описаний чизбургера и мартини в P.J.Clarke’s. На часах - два ночи.

- Крепись, парень, - говорит Даррен, когда мы добираемся до стоянки. - Машина в том конце площадки.

Мы смотрим на одинокий автомобиль в середине парковки. Он в шестистах метрах от нас. Я не могу преодолеть это расстояние.

- Разумеется, стой здесь, - отвечает Даррен. - Сейчас пригоню сюда.

Он убегает. Я говорю Джилу, что не могу стоять. Пока мы ждем, мне нужно прилечь. Он ставит мою сумку на асфальт, я сажусь, а затем и ложусь, используя ее как подушку.

Смотрю на Джила и вижу лишь его улыбку. Над ним - звезды. Мириады звезд. Я смотрю на вышки прожекторов, окаймляющие стадион: они тоже похожи на звезды, только больше и ближе.

Вдруг слышен взрыв. Звук такой, будто открыли гигантскую банку с теннисными мячами. Один из прожекторов гаснет. Затем еще один. И еще.

Я закрываю глаза. Все кончено.

Нет. О Господи, нет! На самом деле это не кончится никогда.

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО Я, прихрамывая, иду через холл отеля, когда какой-то человек, выйдя из тени, хватает меня за руку.

вернуться

54

All England Croquet and Lawn Tennis Club - теннисный клуб, на территории которого проходит Уимблдонский турнир.