И вот – подачка!
Обнаглел, что тут скажешь?
Вот и нечего с ним разговаривать! Развод и девичья фамилия!
– Буарррр! Буэээээ!
Бертран понял раз и навсегда, что НЕ ХОЧЕТ быть юнгой!
И матросом не хочет! И никем не хочет… его трепала жестокая морская болезнь!
Вот ведь, пока корабль был в порту, все было нормально, и потом, в плавании, но стоило подняться ветру и начаться шторму, как Бертрана навзничь уложила жестокая болячка.
Даже не болячка, конечно, но ведь и на ноги не встать!
Рвало парня так, что даже боцман головой покачал – вовсе уж невиданный случай!
– Оставьте его, пусть валяется.
Эти слова Бертран тоже едва услышал, его снова скрутил жестокий спазм. Да такой, что подросток едва не задохнулся.
– Ыыыыыыыть!
Хотя понять Бертрана было можно. Шторм налетел на редкость сильный и жестокий, разбросал корабли, словно котят, а юнге и вовсе на палубе делать было без привычки нечего, смыло бы, мяукнуть не успел.
Вот и лежал Бертран.
А потом, обессиленный после приступа, вспомнил про заветные свитки.
И вдруг ТАК обидно стало!
А если он сейчас утонет? И даже не узнает, о чем там сказано?
Руки сами потянулись, благо матросы и не поняли даже, ЧТО находится в тощем мешке юнги. Может, капитан сообразил бы, но капитану Бертран свитков и не показывал.
И…
Без привычки читать старинные тексты сложновато, но Бертран справился. И побежали перед глазами строчки, сливаясь в единый жутковатый текст, и такое в голову полезло…
Шторм все еще бушевал, только вот Бертрана больше не тошнило. Страх такой нахлынул ледяной волной, что отбил и тошноту, и головокружение, и все остальное.
Многоликий, воля твоя… ТАКОЕ возможно?!
Да как же это… Предотец, Предмать, спасите, помогите и вразумите!!!
Нельзя ж так!!!
Это ж против воли всех богов, это ж…
Шторм бушевал, растаскивая корабли в стороны и вырывая доски, как перья из хвоста диковинных птиц, сдирая паруса и безжалостно утягивая моряков в темную воду пенными ледяными языками, но Бертрана уже не тошнило. Парень сидел на койке и мелко икал.
И молился.
Матросы, правда, подумали, что его так напугал шторм.
Но Бертран боялся не сил природы, отныне и до последнего своего дня он будет бояться только дел человеческих.
– Эта дрянь! Эта стерва!!!
Заказчик не спорил с исполнителем, как-никак все было налицо. На лице. Такому несчастному эрру даже и рука не поднималась в морду дать за проваленное задание!
Хотя казалось бы!
Что такого сложного – соблазнить бабу? Не слишком молодую, не слишком красивую, весьма так себе… еще и вниманием мужа не избалованную. Да и вниманием остальных мужчин.
Стоило кому-то приблизиться к Марии, как Иоанн начинал строить из себя носорога, грозно рычал и сверкал глазами. Хотя сам-то гулял направо и налево, но это ж ОН! Ему-то можно!
– Вижу. Еще попытку делать будешь?
Эрр Вейнард задумался.
С одной стороны – тут и деньги, и заказчик, и его качества, как мужчины и любовника… ее величество легким движением руки свела на нет все самомнение красавца.
С другой стороны – глаза болели. И приглашенный лекарь, осмотрев эрра, сказал, что ему серьезно повезло. Могли бы и не спасти ему зрение.
Еще как могли. До сих пор приходилось целебные примочки делать и лишний раз глаза не открывать.
– Не буду. Как хотите, эрр, мне лекарь сказал, что в этот раз меня пожалели. В следующий могут и что похуже сделать. Аванс вернуть?
Заказчик посмотрел на синяки под глазами, да и рукой махнул. Кто ж знал, что эта кошка бешеная так поступит? Поневоле беднягу жалко…
Приличные бабы мужчин не бьют, потрепыхаются немного, да и кончается все понятно чем. Потом, конечно, слезы, сопли, но это ж потом! А королева…
И ведь не поспоришь, удар такой эрр Виталис знал, мог бы бедолага и вовсе глаз лишиться. Но не хватило у бабы решимости. Или правда – пожалела?
Не знал эрр Виталис классического: «Буду бить аккуратно, но сильно»[9].
– Оставь себе. На лечение.
– Благодарю, эрр.
Эрры распрощались, и Виталис Эрсон задумался.
Судя по тому, как королева отвергла первого красавца двора… с этой стороны больше не подойдешь. А с какой?
Что ж.
Она сама напросилась. Никто не смеет вставать на пути у Эрсонов.
А еще… может, если ее убрать, то и странностей поменьше будет? Кто ж знает?
За ужином Мария была очаровательна.
Платье из светло-зеленого бархата оттеняло смуглую кожу, подчеркивало черноту волос – и на фоне платья еще ярче играл подаренный невесть кем янтарный комплект.