Алексей отреагировал на раздраженный тон погостного боярина лишь едва заметной улыбкой и еще одним взглядом в сторону Осьмы. Федора от этого переглядывания аж передернуло.
— Я сказал: дело говори! — повысил Федор голос. — А ты… — Боярин резко развернулся в сторону Осьмы.
— Осьма! Хватит рожи корчить! — подключился Корней. — А ты, Леха, не тяни, слушать тошно!
— Добро, бояре. — Алексей слегка склонил голову. — Напомню вам только еще одно: вы сами только что сожалели о том, что некому поместное боярство собрать и возглавить. Но это здесь, а там — к северу от Припяти? Я же не зря просил вас представить себя на месте Вячка! Вот возьмет он и поднимет поместное боярство и городские ополчения против полоцкого войска, да одолеет! Да даже если и не одолеет, а просто не даст полочанам закрепиться? Кому тогда туровский Мономашич нужен станет? А все остальное: и дружины усталые, и распутица, и прочее, о чем вы говорили, так и останется, только сослужит уже не полочанам, а князю Вячеславу Ярославичу… ну, скажем, Пинскому.[3]
Алексей оглядел по очереди своих слушателей, убедился, что его версию возможного развития событий никто с порога отвергать не собирается и продолжил:
— Однако ж и это не самое страшное — наши земли война затронуть, пожалуй, не должна, но ты-то, батюшка, в каком положении окажешься? То ли тебе с Вячком против Мономашичей идти придется, то ли, наоборот, вместе с Мономашичами против племянника!
При последних словах Алексея Осьма как-то суетливо коротко дернулся на лавке, за что удостоился очередного сердитого взгляда боярина Федора.
— Кхе! Едрена-матрена… Федя… чего молчишь-то? Вот ведь как повернулось-то…
— М-да… — многозначительно изрек погостный боярин и тоном, полным досады, добавил: — что б у тебя язык отсох, Леха… а у тебя, Осьма, задница! Весь извертелся, на шиле, что ли, сидишь?
Осьма, скромно потупив глазки, что вызвало очередную ухмылку Алексея, поведал:
— Я, боярин, кое-что добавить хотел… если дозволишь…
— Тьфу, что б тебя! — Федор развернулся в сторону Осьмы и подбоченился. — Прям, деву невинную из себя изобразил! Ты для чего сюда зван? Ушами хлопать или для совета? Говори: чего сказать хотел?
— Так… Елена-то Мстиславна — дочка князя великого — тоже в Клецке обретается, с младенцем Юрием. Как бы князь Вячеслав Ярославич ее заложницей не объявил, если от Мономашичей угроза сотворится. Великий князь Мстислав Владимирович дочку с внуком потерять…
— Да ты в своем уме?! — У боярина Федора от возмущения аж усы встопорщились. — Да как тебе в голову-то такая гнусность…
— В своем я уме, боярин, в своем, не растерял еще. — Всю напускную скромность с Осьмы как рукой сняло. — Ты погоди горячиться, послушай. Задумка моя не только князя Вячка выручит, но и тебе с боярином Корнеем выгоду великую принести может.
— Осьма!!! Едрена-матрена, какая выгода? — рявкнул Корней. — Ты что, на торгу?
— Э-э, да какая на торгу выгода, хозяин? Так, мелочь. — Осьма пренебрежительно махнул рукой. — Настоящая выгода только в таких, вот, делах и бывает, а торговлишкой пусть те, кто умом пожиже, пробавляются. Вы задумайтесь, бояре: кто в таком случае лучше всего с князем Вячко договориться сумеет, если не мы? Боярин Корней ему родней приходится, боярин Федор посольскую службу правил — дело знает, ну и я гм… тоже кое-что умею. А какая благодарность от великого князя за такое дело может выйти? И что вы для самого Вячка выторговать сможете, если с умом к делу подойти? Ну задумайтесь же хоть чуть-чуть! Войну и кровопролитие предотвратите, племяннику удел достойный выторгуете, сами возвыситесь и обогатитесь — кругом одна выгода. А всего-то и надо, что в Клецк смотаться, да князеньке Вячеславу Ярославичу мыслишку подкинуть.
— Ну, ты клещ, Осьма. — Боярин Федор шумно выдохнул, и, было похоже, с трудом удержался, чтобы не сплюнуть. — Понимаю, теперь, почему тебя князь Юрий удавить возжелал.
— Мои дела с князем Юрием это — мои дела, а ты, хозяин подумай о том, что еще одному твоему родичу — Никифору — смерть верная грозит!
— А ну, погоди, Федя! — Корней придержал Федора, уже собравшегося ухватить Осьму за бороду. — Успеешь еще душу отвести. Эй, ты чего там про Никифора вякнул?.. Остынь, я сказал, Федька!
Боярин Федор зло дернул плечом, но Корней держал крепко. Алексей качнулся, было, вперед, чтобы перехватить руку Федора, но, уловив остерегающий взгляд Корнея, сдержался.
— Хватит, Федь, погоди, никуда он не денется, пусть сначала про Никифора скажет.
— Он уже много чего тут наговорил… так, что с души воротит. — Погостный боярин все же убрал руку, которой тянулся к Осьме. — Ну и змею ты пригрел, Кирюха, у него же вместо мозгов ведро яду! Тьфу! Таких, как он, в колыбели душить надо!
— Все тебе не так, Федька, то Леху пригрел, то Осьму. Кхе, тебя послушать, так мне одному в лесу, как медведю жить надо, да только иногда к тебе в гости заходить. Да, не ангелы, но у хорошего хозяина все в дело идет, по нынешним временам любое умельство пригодиться может, даже и такое паскудное, прости Господи. Сейчас мы ему мозги в нужную сторону наладим, глядишь, и что-то путное выйдет, а не выйдет… течение в Пивени не то, чтобы очень быстрое, но до Случи тушку дотянет, а там и… нет, до Припяти, пожалуй не доплывет, раки сожрут. Ну, хитроумец, — Корней строго глянул на Осьму. — давай-ка, выкладывай: что там с Никифором?
— Ох… и что ж вы за люди такие? — отозвался тоном невинной жертвы Осьма. — Можно же обо всем по-тихому договориться, так нет, все бы вам железом в живых людей тыкать…
— Ты нас еще поучать будешь? — Федор снова угрожающе качнулся в сторону купца.
— Осьма, паршивец!!! — Корней прикрикнул, вроде бы, на Осьму, а сам настороженно косился в сторону Федора, не дал бы тот опять волю рукам.
— Да у пруссов же Никифор, бояре, возвращаться с янтарем будет по Неману и Случи Северной как раз в начале сентября! В самую же заваруху и влипнет! Ехать надо, бояре, ехать! — Осьма подался, было, в сторону Корнея, но, приблизившись тем самым и к Федору, опасливо отшатнулся. — В Пинск надо ехать, в Слуцк, у Никифора там приказчики сидят. И в самом Городно Никифор с кем-то дела ведет, но я не знаю с кем, а приказчик в Слуцке может знать. Предупредить Никифора надо, задержать…
— Раскудахтался: ехать, упредить… — ворчливым тоном перебил Осьму Корней — сами понимаем! Вот еще забота выискалась, как будто нам всего остального мало. Кхе! Федя, а тебе и впрямь ехать придется: и Вячка от дури удержать и Никифорову приказчику весть передать…
— С чем ехать-то, Кирюш? — Только что полыхавший возмущением Федор, вдруг как-то увял и погрустнел. — Я Вячка, почитай уже лет десять, а то и более не видел, да и кто я для него? Боярин с захудалого погоста… мало ли, что с отцом его в молодости приятельствовал? Да и предлагать же что-то надо, полочане ему, и правда, удел посулить могли, а я что? Пугать Мономашичами? Даже не смешно.
— А тоже удел посулить! — предложил Осьма, на всякий случай, отодвигаясь подальше от погостного боярина.
Боярин Федор вяло покривился лицом и почти равнодушно констатировал:
— Да ты еще и дурак… или князя Вячка за дурня держишь? От себя, что ли я ему удел обещать буду? Только на мерзости и горазд, а чего путного…
— Не от себя, конечно, — покладисто согласился Осьма — от княгини Ольги! Коли князь Вячеслав Владимирович в Степи воюет, княгинюшка может вместо него распорядиться, да через тебя, боярин, весть Вячке и передать.
— Дурак и есть дурак! — Федор даже отвернулся от Осьмы. — Княгиня Ольга меня всего один раз видела и даже имени не знает, а тут я явлюсь и скажу: «А пообещай-ка, матушка, опальному князьку Клецкий удел!» Да меня к ней и не допустят даже…
— Это, как подойти! — не унимался Осьма. — Иные дела через женскую половину княжьего терема даже лучше делаются… эх, были б мы сейчас не здесь, а в Ростове или Суздале…
— Кхе! Да если б ты сейчас в Ростове или Суздале был, тебя бы уже черви могильные доедали, умник хитрозадый! Князь Юрий… — Корней внезапно прервался, немного помолчал и обратился к боярину Федору: — Слушай, Федь, а я ведь могу так устроить, что и допустят, и выслушают, и поверят! Кхе! Вот не думал, не гадал! Могу Федька! Езжай в Туров, согласится княгиня Ольга с тобой или нет, не знаю, но выслушает со вниманием! Обещаю!
3
Версия, предложенная Алексеем не так уж и фантастична, как кажется на первый взгляд. В реальной истории Клецкое княжество выделилось в самостоятельный удел еще при жизни Вячеслава Владимировича Туровского.