Но самая важная, как оказалось, отметина жизни — дружба с юных лет с наследником престола Павлом.
Так они были близки — будущий российский император и образованный, утончённый, красавец юный граф Разумовский, что Павел никому иному, лишь самому близкому другу доверил сопровождать из Германии собственную невесту — Гессен-Дармштадтскую принцессу Вильгельмину, в будущем великую княгиню Наталью Алексеевну. Но только ступила будущая супруга наследника на палубу русского фрегата, как безошибочно поняла, что отныне и навсегда сердце её принадлежит красавцу графу, с царскими почестями принявшему её на свой корабль.
Лишь внезапная смерть великой княгини обнаружила тайну — любовную связь жены наследника престола и самого сердечного его друга.
Тайну эту коварно открыла Екатерина, вручив своему нелюбимому сыну перехваченные ею письма Андрея Разумовского к Наталье Алексеевне.
Императрица направила президенту академии письмо: «Я принуждена была велеть сыну Вашему графу Андрею ехать в Ревель до дальнейшего о нём определения. Екатерина».
То случилось в 1776 году, ровно четыре десятилетия назад. За Ревелем последовала, по сути, почётная высылка за пределы России — назначение полномочным министром и чрезвычайным посланником в Неаполь, затем в Копенгаген, Стокгольм и, наконец, в Вену. Воцарившийся к тому времени Павел вспомнил своего бывшего друга и повелел вернуть того в Россию с приказанием находиться ему безотлучно в имении отца своего, в малороссийском городе Батурине.
Лишь Александр, взойдя на престол, возвратил графа в Вену, восстановив его в прежней должности посла. Но через пять лет, в 1806 году, русский дипломат, непримиримо разоблачавший захватническую политику Наполеона, по настоятельной просьбе самого французского императора вновь получил отставку. Однако Вену на сей раз не покинул, остался в ней частным лицом и, как говорили венцы, обрёл в их городе славу самой заметной достопримечательности.
Алексей не однажды за свою службу в Саксонии наезжал в австрийскую столицу и всякий раз был принимаем радушно, по-родственному Андреем Кирилловичем. И всю минувшую зиму он вместе с Репниным и его семейством провёл у графа. Впрочем, уже у светлейшего князя — этим титулом император Александр вознаградил Андрея Кирилловича Разумовского за его многолетнюю службу и деятельное участие в Венском конгрессе держав-победительниц.
В те дни, вспоминал сейчас Алексей, дворец «эрцгерцога Андреаса» оказался действительно в центре внимания всей Вены. Двери его и днём и ночью были распахнуты настежь, из окон лилась музыка, экипажи занимали всю улицу, которая вместе с прилегающим к ней мостом носила имя Андрея Кирилловича. И мост, и улица были построены на его деньги.
Впрочем, русский вельможа был известен в австрийской столице не только как баснословный богач, но и как отлично разбирающийся в искусствах меценат. Собранная им картинная галерея считалась чуть ли не лучшей в Европе, в его гостиных играли самые знаменитые музыканты. Он гордился своей дружбой с Бетховеном, и гениальный композитор посвятил русскому графу две своих симфонии.
Какая гроза разражалась над головой Андрея Разумовского, как горька и несправедлива была немилость, но ничто не могло сломить его независимую, ни перед кем не заискивающую натуру. В итоге не забвение, а признание и любовь стали ему наградой.
Правильна говаривал когда-то отец, президент академии и гетман Малороссии, один из самых могущественных и влиятельнейших людей при дворе[8]: «Знай наших!»
Но будет, будет об этом! Лучше вспомнить что-нибудь эдакое, с закавыкой.
Не скрывая удовлетворения, переспросил Алексея: то правда ли, что в доме у брата Андрея, когда бал или какой-либо иной раут, одних свечей сгорает на двадцать тысяч?
То-то, не во всяком королевском, а то и царском дворце такой размах!
Однако пустое и это — вдруг оборвал себя. Надо жить не ради утех тебя окружающих, не для молвы людской, хотя и приятной, а для праздника собственной души. А она, душа, с годами всё более бежит всяческой суеты. Да и гордость врождённая велит не растрачивать сокровищ ума и сердца.
— Намерился просить отставки, — сказал как о давно решённом.
От неожиданности Алексей переспросил:
— Это как же? Право, в ваши годы и с вашими ещё силами...
— Уговорить намерен? Полагаешь, что теперь твой черёд определять мою судьбу? — Жёсткость вновь собралась в лице, да тут же отступила. — Ныне тебе мешать не стану. Определишься, куда надумаешь. Об одном лишь хочу желать — чтобы был рядом.
8