Федор Достоевский
_______
Как видите, я зашел слишком далеко.
Джеффри Дамер
Часть первая. Залетевшая.
1
Я слышала, что потеря невинности — серьезное дело. Девчонки в школе, чью вишенку уже сорвали, говорили, что это меняет жизнь.
А мне нужны были перемены.
Я так устала от затхлой рутины. Каждый день вставала спозаранку, приводила себя в порядок (девушка просто обязана хорошо выглядеть, в отличие от нерях, которых мы зовем парнями), пропускала завтрак и шла на автобусную остановку. Там я болтала ни о чем с другими зомбированными шестнадцатилетками. Мы обсуждали музыку, шмотки, парней и шоу на «Нетфликсе». Делились историями, которые уже запостили в фейсбук и инстаграм. Затем нас привозили в восьмичасовую тюрьму старшей школы, машину для промывки мозгов, жернова которой стирали личности в порошок.
Раньше я после школы тусила с друзьями — моим отрядом, — но в последнюю пару месяцев мне все надоело. Не то чтобы я возненавидела людей. Просто в уединении чувствовала себя лучше. Не то чтобы лучше, но менее несчастной. Я устала от болтовни тупых сучек о гребаном макияже, шмотках, бойфрендах и о том, как они с бойфрендами трахаются. Что до парней в моей жизни — они присутствовали, но толку от них было мало. Просто волосатые мешки плоти, одержимые гормонами, извергающие потоки тестостероновой лжи, выставляющие напоказ свои недоразвитые подростковые тела, как манекены в витрине спортивного магазина.
Я была стройной красоткой. Хорошо — действительно хорошо — заботилась о себе, так что не жаловалась на отсутствие внимания. Оценки у меня были отличные, и я была популярна. Отец зарабатывал заоблачные деньги, и мы жили в доме, слишком большом для нас двоих. У меня был свой этаж и личная ванная, комната развлечений, кабинет и маленький зал для йоги — я сделала его из второй спальни. У меня была жизнь, о которой мечтали все мои ровесницы.
И как же я ее ненавидела.
Она была невыносимо банальна. Мою глупую маленькую американскую мечту проживали уже миллион раз, так много, что мне стало ясно: это вообще не существование — повторение жалкого удела сотен Барби, что никогда не осмеливались выйти за рамки, установленные обществом. При мысли о подростковом бунте мне чуть не поплохело — это ведь тоже унылый штамп. Разве шмотки от Hot Topic[2] и The Misfits[3] в наушниках сделают меня оригинальней с большим успехом, чем форма чирлидерши и Бейонсе? Пусть слабаки ходят в черном, лентяи курят травку, а те, кто боится одиночества, закатывают вечеринки. Реши я на самом деле бунтовать, от этих компаний следовало бы держаться подальше.
От чего я не собиралась отказываться, так это от секса.
Не то чтобы у меня был какой-то особый интерес. На свиданиях я никогда не заходила дальше поцелуев, но и они оставляли меня равнодушной. Сосаться с парнями все равно что со слизнями. Мокро, липко, отвратительно. Я не была лесбиянкой, но и парней не любила. Просто ходила на свидания, как все девчонки-подростки — попалась в ту же ловушку, что и со школой, друзьями, чирлидингом и своим дерьмовым городком. Наверное, я асексуалка. Никогда об этом особо не задумывалась, по крайней мере пока не решила потерять невинность.
— Это тебя изменит, — сказала Эми.
Мы шли домой с автобусной остановки солнечным, но холодным мартовским днем. Она жила по соседству, что вкупе с одинаковым возрастом и образом жизни превратило нас в подруг — лучших, по ее словам. Эми подтвердила это двумя цепочками с половинками сердца. Одно подарила мне на Рождество, второе носила на бледной изящной шее.
— Как изменит? — спросила я.
Эми распустила длинный хвост и взбила волосы, словно подчеркивая слова беспорядком на голове.
— Сделает тебя женщиной. Твое детство внезапно кончится, и весь мир станет другим.
— Тебе действительно открылись новые горизонты?
— Вроде того. Сложно объяснить тому, кто этого не чувствовал.
Я сдержала стон. Она не вдавалась в детали. А я хотела их знать, все до одной, прежде чем решусь на авантюру.
— Но перемена к лучшему?
Она посмотрела на меня так, словно ее шокировал мой вопрос.