Так мы маршировали, а мисс Уоткинс читала воззвание:
— Ирландцы и ирландки! Во имя Господа и минувших поколений, от которых восприняла древнюю национальную традицию, Ирландия нашими устами призывает детей своих под знамёна и выходит на бой за их вольность.
Марш разладился, мы шагали как попало, и мисс Уоткинс вынуждена была замолчать. Она постучала по доске:
— Suígí síos.[6]
Мина у неё сделалась разочарованная и кислая.
Кевин поднял руку.
— Мисс!
— Sea?[7]
— Мисс, а Падди Кларк говорит, что Томас Кларк, который на вымпеле, ему дедушка, мисс.
— Это он сейчас так сказал?
— Да, мисс.
— Патрик Кларк!
— Я, мисс.
— Встань, чтобы все тебя видели
Целую вечность я неуклюже выкарабкивался из-за парты.
— Томас Кларк — твой дедушка?
Я заулыбался.
Я спрашиваю, Томас Кларк — твой дедушка?
— Да, мисс.
— Который на вымпеле?
Мисс Уоткинс указала на Томаса Кларка, вышитого в углу вымпела. Он и вправду был похож на дедушку.
— Да, мисс.
— А где он живёт?
— В Клонтарфе, мисс.
— Где-где?
— В Клонтарфе, мисс.
— Поди сюда, Патрик Кларк.
За партами стояла гробовая тишина.
Она ткнула указкой в надпись под портретом Томаса Кларка.
— Прочти вслух, Патрик Кларк.
— Рас-рас-расстрелян британскими палачами третьего мая 1916 года…
— Что означает «расстрелян», Дермот Граймс, который ковыряется в носу и считает, что учительница его не замечает?
— Убили, надо понимать, мисс.
— Совершенно верно. И может ли Томас Кларк, расстрелянный в 1916 году, жить в Клонтарфе и быть твоим дедушкой, а, Патрик Кларк?
— Да, мисс.
Я с преувеличенным вниманием уставился на портрет.
— Ещё раз спрашиваю, Патрик Кларк: это твой дедушка?!
— Нет, мисс.
Три удара по каждой руке.
Вернувшись за парту (парты у нас были вроде театральных кресел), я не смог опустить сиденье. Руки прямо отсохли. Джеймс О'Киф пнул моё сиденье. Оно громко стукнуло, и я испугался, что сейчас получу от мисс Уоткинс добавки. Сел себе на руки — проверенное средство. Я не скрючился от боли только потому, что мисс Уоткинс не разрешала. Болело так, будто кисти рук напрочь отхлестнуло; а поскольку ремень был мокрый, через какое-то время разболится ещё хуже. Ладони потели как ненормальные. Ни звука. Я посмотрел на Кевина и осклабился, но застучал зубами. Лайам повернулся к Кевину, ждал его взгляда, его ухмылки.
Я любил дедушку Кларка больше, чем дедушку Финнегана. Бабушки Кларк уже не было в живых.
— Бабушка на небесах, — объяснял дедушка, — вкушает райское блаженство.
Когда мы навещали дедушку Кларка или он заходил к нам, мы всегда получали по полкроны. Однажды он даже приехал на велосипеде.
Раз вечером, когда по телевизору шёл «магазин на диване», я копался в ящиках комода. Нижний ящик так забили фотографиями, что, стоило дверь открыть, как они поползли на пол и рассыпались. Я собрал фотографии. Сверху лежал портрет дедушки Кларка и бабушки Кларк. Сто лет мы не ездили к дедушке в гости.
— Пап, а, пап?
— Что, сын?
— Когда мы поедем к дедушке Кларку?
Папаня стал странный, как будто бы потерял что-то, потом нашёл, а это оказалось совсем не нужно. Сел, вгляделся мне в лицо.
— Так дедушка Кларк же умер! Разве ты не помнишь?
— Не-а.
Я и правда не помнил.
Папаня взял меня на руки.
Руки у папани были огромные, пальцы длинные, но не толстые: можно было легко нащупать косточку. Одной рукой он барабанил по столу, а другой — держал, допустим, книжечку. Какие чистые, белые ногти! Только один грязный, а ведь у папани ногти длинней моих. На костяшках пальцев — морщины, от которых кожа вроде цемента, которым скрепляют кирпичи. Из каждой кожной поры, похожей на ямку, росла волосинка. Особенно густые тёмные волосы высовывались из-под манжет рубашки.
«Нагие и мёртвые» — так называлась книга. Но солдат на обложке был вполне живой и одетый в форму. Физиономия чумазая-чумазая. Американский солдат.
— Про что книга?
Папаня рассмотрел обложку:
— Про войну.
— Хорошая?
— Хорошая. Очень хорошая.
Я кивнул на картинку с солдатом.
— Про него?
— Ага.
— И какой он?
— Пока не понятно. Пойму — расскажу.
Третья мировая война у ворот.
Я покупал «Вечернюю газету» каждый будний день, чтобы папаня, придя с работы, мог почитать. И в субботу тоже покупал. Деньги мне давала маманя. И вот однажды…