Но из моей истории не выйдет толка, если я буду все время отвлекаться на такие анекдоты.
Честно сказать, я и сам, как любой в нашем приходе, признавал, что если кому и описывать происшедшие события, то именно мне. Не стоит ожидать этого от доктора Джерви, чья ученость направлена на исполнение значительно более важных обязанностей. И правда в том, что меня никак не назовешь малограмотным человеком, поскольку еще сорок лет назад я взял за основу руководство сэра Джона Лаббока «Сто лучших книг», изучив их все, причем сомневаюсь, чтобы хоть одна из девиц с дипломом колледжа сделала то же самое. Но тем не менее я скромно заметил мистеру Уэддерберну:
– Ne sutor ultra crepidam.
Так, представьте, древние римляне советовали согражданам заниматься лишь своим непосредственным делом, то есть «Всяк сверчок знай свой шесток». И не могу сказать, что эта вовремя пришедшая на память поговорка изменила мое умонастроение в лучшую сторону. Мне думалось, что те дни миновали, и ну их к черту – лучше поскорее забыть обо всем.
Но в ответ на мою скромную латынь мистер Уэддерберн и бровью не повел, а лишь продолжил наседать на меня:
– Да вы только начните, мистер Белл, а уж мы потом найдем других, которые дополнят ваш труд и изложат свою точку зрения.
– Включая и вас самих, мистер Уэддерберн, – сразу же ввернул я фразу в надежде, что так он быстрее поймет бессмысленность этой затеи.
– Разумеется, – кивнул он и сделал, между прочим, свою часть работы прекрасно.
Но обо всем по порядку.
Я все еще пребывал в глубоких сомнениях.
– Страшновато, – признался я, – браться за перо после сэра Вальтера.
– Пусть он послужит нам примером, мистер Белл. И мы попытаемся, подобно ему, сохранить анонимность. Помните, что Локхарт писал о таинственности, которой умел окружать себя Великий Рассказчик?[3]
Не скрою, мне польстило, что собеседник как бы заведомо знал о моем знакомстве с сочинением Локхарта «Биография сэра Вальтера Скотта». Но и при этом я бы, наверное, воздержался от участия в данном предприятии, если бы меня не сгубило тщеславие. Ибо я уже собирался сказать твердое «нет», когда, уж поверьте, совершенно случайно мне пришло на ум другое латинское слово.
– Мистер Уэддерберн, – заявил я, – мне придется взять время на avizandum.
К этому термину его друзья из числа судей в Эдинбурге прибегают, если не осмеливаются принять окончательное решение, не обдумав его хорошенько, и откладывают вынесение приговора на день. Он только рассмеялся в ответ, и мы договорились встретиться еще раз тем утром, когда он собирался отправиться на юг страны.
И пока он ждал автомобиля, который должен был доставить его через занесенные снегом дороги до железнодорожной станции, мне стало известно немного больше о его задумке. Он сказал, что есть у него молодой друг, не слишком удачливый писатель, сочинявший странноватые истории и нечто вроде мистерий о людях, с которыми он никогда не встречался, и о событиях, не совсем правдоподобных. И хотя происшествие с Гатри представлялось внешне вполне реальным, присутствовало в нем и нечто неестественное, а значит, как раз такой автор мог разобраться в нем лучше других. Поэтому мистер Уэддерберн решил передать ему все материалы в виде нескольких рассказов, написанных разными людьми, чтобы он обработал их по своему усмотрению: либо просто отредактировал, либо создал на их основе самостоятельное произведение. При этом ему будет поставлено жесткое условие (совершенно, на мой взгляд, необходимое) непременно изменить как наши имена, так и не ссылаться на Кинкейг, чтобы не добавлять нашему городку дурной славы, которой и без того предостаточно.
Что ж, теперь план показался мне вполне благонамеренным и даже способным извлечь хотя бы немного добра и пользы из злого дела. Короче говоря, я дал мистеру Уэддерберну обещание. И ниже приступаю к отчету о событиях, повлекших за собой смерть Рэналда Гатри. Начну я, следуя совету всем известного поэта Горация in medias res[4], а потом вернусь к более раннему периоду. Но ежели молодой друг мистера Уэддерберна из Эдинбурга не согласен с Горацием, пусть сам расставит все по местам.
3
Первые романы Вальтера Скотта выходили без указания имени автора, и свой секрет он раскрыл публике только в 1827 г.