В каролингский период (VIII–IX вв.), начиная уже с Карла Мартелла и особенно при его преемниках — Пипине Коротком, а еще больше и полнее при Карле Великом, в Западной Европе укрепляются связи между церковью и высшей светской, т. е. королевской и императорской, властью.
Общепризнанной обязанностью светской власти становится оказание церкви, т. е. папству, всемерной защиты и поддержки, выдвигается идея своеобразного двустороннего светско-теократического государства — imperium christianum. Духовная власть (sacerdotium) и власть светская (imperium) выступают в представлениях идеологов средневековья как две опоры, на которых покоится средневековое общество, составляющее «respublica christiana» (христианское государство). Эти идеи получают свое развитие позднее, но уже в писаниях авторов каролингского времени, например у Алкуина, они выражены достаточно ясно.[13] Правда, Алкуин формулирует эти идеи несколько по-иному — он пишет о трех высших властях над миром: папы, византийского императора и Карла Великого.[14] Подлинное значение этой формулы нетрудно разгадать, учтя, что Алкуин писал за год до увенчания Карла императорской короной. Тезис Алкуина является элементом теоретического обоснования этого, несомненно уже подготовлявшегося тогда события, в предвидении которого Алкуин писал Карлу в 799 г. такие слова: «Римский император — глава мира, священная вершина Европы».[15]
Обращаясь к Карлу, Алкуин именует его «moderantissimus gubernator» (властнейший правитель) «всех христиан» и выражает ту мысль, что вера христианская должна быть с помощью оружия воинов Карла распространена по всему миру.[16] Эту идею Алкуин настойчиво повторяет в различных вариантах.[17] Сам Карл в письме 796 г. к папе заявляет, что считает своей задачей (nostrum est) «защиту церкви» повсюду против «неверных и язычников». Эту «защиту» (ясно, что слово это употреблялось лишь как благородное прикрытие осуществлявшейся на практике политики нападения и захвата) нужно вести, пишет Карл, во имя укрепления веры с помощью оружия (armis defendere). Папе же Карл отводит при этом более чем скромную роль: он должен «молитвами» поддерживать воинов, дабы «народ христианский всюду одерживал победу и имя Христа было бы прославлено во всем мире» (in orbe).[18]
Представление о короле-императоре как о главе церкви (оно встречается не только у Алкуина, но также у Эйнгарда, Теодульфа и др.) отражало реальную действительность. Карл председательствовал на церковных соборах в Галлии, он использовал эти соборы для того, чтобы авторитетом церкви освящать издаваемые им законы государства (капитулярии). Он властно вмешивался в компетенцию духовенства, энергично занимаясь церковным законодательством и решая сложные и спорные богословские проблемы. Он провел через Аахенский церковный собор (809 г.) даже изменение самого «символа веры», прибавив слово «filioque» (и от сына) к формуле об «исхождении святого духа».
Когда же у папы Льва III возникли трения с частью духовенства, Карл взял решение дела в свои руки, выступил в роли верховного судьи и оправдал папу. После коронования Карла императорской короной в 800 г. папа принес ему присягу наряду со всеми другими его вассалами.
Самое коронование и помазание на власть, которое совершалось папой, понималось не как акт его, папской, воли, а как техническое исполнение воли божьей — помазание рассматривалось как священнодействие, «от бога» исходящее.
Естественно, что в этих условиях рос авторитет папской власти, укреплялись и политические позиции папства. По всей Европе — от Фрисландских берегов Северного моря до реки Лабы (Эльбы) в землях славян, от реки Эбро в Испании и до Ломбардской долины и Венгерской низменности — утверждались основы нового общественного строя, строя феодальной эксплуатации, феодального господства и подчинения, вассально-сеньориальных и иммунитетных прав и порядков. Рост и укрепление этих новых отношений требовал наиболее авторитетной санкции, требовал «божественного освящения».
Ссылка на «волю божию», угроза жестоких мучений и кар не только в земной жизни, но и «в жизни вечной», и обещание райского блаженства за послушание становились важнейшим средством, помогавшим завоевателям сломить сопротивление народных масс, во всех концах Европы пытавшихся противостоять новому гнету, насилию и грабежу. Эту задачу могла выполнить только церковь, и никакая иная не могла это сделать в тех условиях лучше, чем церковь христианская. Она разработала всестороннее учение об аде и рае, о возмездии и воздаянии; она сумела связать жизнь человека и его социальное поведение невидимыми и прочными нитями с фантастическими образами «вечной жизни», с судьбой его «души».
13
См.:
15
«imperator romanus — caput orbis, Europae venerandus apex» (Jäntere, ук. соч., стр 332).