Больше она не скажет этому человеку ни одного слова. И когда будет уезжать в Ленинград, то руки ему не подаст. Он выгнал бабушку из дома, он поступил со своей родной матерью как предатель. А предателям руки не подают.
– Лариска гитару забрала! – пискнули под дверью.
Лара сняла со стены гитару – подарок матери. По привычке тронула струну. Струна ответила ей, запела. Только голос струны был прежним, вчерашним. А больше ничего не осталось от вчерашнего дня. Был у бабушки сын, был у бабушки дом родной – ни сына, ни дома нет.
– Пошли, бабушка!
– А куда, милок?
– Куда-нибудь. Сделаем себе шалашик в лесу.
– В лесу, с медведями! Пускай он меня не жалеет – моя жизнь уже за воротами, но твое сиротство он должен пожалеть. Поклонись дяде, Ларушка, поплачь…
– Он мне больше не дядя. Бабушка, пошли!
Бабушка с Ларой шли по усадьбе под глухой гул голосов:
– Далеко ль собралась, Анастасия Ананьевна?
– Чего спрашивать: Родион выгоняет родню!
– Батюшки светы!.. Перину под деревом кинули, а гитарку несут.
– Идол бесчувственный! Совести у него нет.
Кричали на улице и на усадьбе соседей, где жила жена фронтовика и шестеро детей, тоже Михеенко по фамилии. Может, из-за этой одинаковой фамилии соседские Михеенко и кричали сейчас громче всех. Особенно старшая из шести, долговязая Рая.
– Ух, жадина! – выкрикивала Рая, и пятеро малышей хором подхватывали: «А-а-а!»
Им вторила еще и другая, незнакомая Ларе девочка, низенькая и кругленькая, как колобок.
«А ну еще громче! – мысленно подзадоривала их Лара. – Пусть он услышит, как люди его обзывают… Пусть».
И он услышал и испугался. У калитки Лару с бабушкой догнала запыхавшаяся тетя Дарья.
– Чего людей баламутите? Никто вас не гонит. Вон на усадьбе банька. Родя велел вам сказать: можете там жить.
– Какой добрый! – Лара побледнела от гнева.
Им предлагает жить в баньке, которая топится по-черному – у печки нет трубы.
– Это не дом, это избушка на курьих ножках! Он просто смеется над нами. Баб, не соглашайся, не смей!
– А крыша-то есть, – чуть слышно вздохнула бабушка, – все же крыша над головой…
Бабушка еще больше сгорбилась. Губы ее дрожали, дрожала рука, которой она опиралась на Ларино плечо.
Какой там шалашик! Бабушке плохо, хотя бы до баньки ее довести.
Когда они подходили к баньке, завыло, заскрежетало небо. Из-за леса вынырнул один, другой самолет.
– Фашисты! – взвизгнул соседский мальчишка.
Он первый увидел свастику на крыле.
И разом все опустело. Страх расшвырял людей, как ветер расшвыривает сухую листву.
Самолеты промчались над Печеневом не задерживаясь. Для них это была слишком ничтожная цель.
Но деревенские уже боялись выйти на улицу. В полном одиночестве Лара перетаскивала в баньку брошенные под деревом вещи. Ей никто не помогал. Понятно: чужие. Покричали, покричали и ушли. Если родные не пожалели, чего же ждать от чужих.
Смеркалось. От пруда сильнее потянуло болотной сыростью. Зло, по-ночному стали кусаться комары. Роса на траве блестела, как битое стекло.
Постелили на лавке перину, и бабушка легла. Лара сказала, что еще посидит на крылечке, подумает.
– Кто ж ночью думает? Комары заедят. Уж лучше бы утром.
Но девочка уселась на крылечке.
Там, в дядином доме, она изо всех сил крепилась, но сейчас ей неудержимо хотелось реветь.
Одна. Бабушка не в счет. О бабушке надо самой заботиться. Одна. Голодная, нищая, обиженная. Одна в чужой деревне. Без мамы, без друзей… В такое трудное время.
Вожатая говорила, что в трудную минуту пионер должен брать пример с мужественных советских людей. И, глотая слезы, Лара стала перебирать в памяти женщин-героев. Она очень уважает смелых летчиц Гризодубову и Осипенко, но штурман Марина Раскова[2] ей как-то ближе. Может, потому, что на фотографии, напечатанной в газете, у Расковой тоже были темные глаза.
Решено: она выбирает Раскову. Теперь надо представить ее себе как можно яснее. Не в славе, с Золотой звездой Героя, а в трудную минуту, в беде.
Вот Раскова в лесу. Самолет потерпел аварию, и его экипаж – три молодые женщины – очутился в дремучей тайге.
Есть им нечего. Даже воды нет. Раскова ищет лесные ягоды. Ее одежда изорвана в клочья. Ей приходится спать на голой земле.
Но она не сдается. Раскова верит, что помощь придет.
Надо верить. И она, Лара, хочет верить, она будет верить. Она согласна спать на земле и питаться лесными ягодами, но пусть у нее будет подруга. У Расковой их было две – Полина и Валентина, а Ларе хотя бы одну.
2
Летчицы Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и штурман Марина Раскова в 1938 году на самолете «Родина» совершили самый дальний для женщин беспосадочный перелет. Им первым из женщин было присвоено звание Героя Советского Союза.