Наконец, не футурист и Филонов, может быть, самый значительный художник на выставке[861], не футурист уже потому, что его огромное и, пожалуй, больное искусство явно «никуда не ведет», не заключает в себе никакой формулы, ничего, за что могли бы ухватиться продолжатели и подражатели и создать школу.
Филонов одинок, он — не правило, а исключение, отчасти чудак и почти чудо. Его последние картины, неподражаемые по технике, сверкающие, как драгоценные камни, кажутся какими-то непроизвольными, органическими отложениями его существа; глядя на них, не веришь, что это — дело рук человеческих. Подобно явлениям природы, они самодовлеющи, не содержат никакой идеи, не имеют ни начала, ни конца, могут быть произвольно продолжены или урезаны, подобно природе, они бесконечно разнообразны и в то же время действуют утомительно, ибо в них нет плана, ни определенной последовательности, ни сознательных контрастов[862]; наконец, как вся природа, они миниатюрны по технике и обширны по размерам.
Последний фазис реализма, когда картина перестает отражать действительность, но сама становится ее частью! Но какая сложная, жуткая, хаотически извилистая душа раскрывается в мрачных, фантастических симфониях. Показать во весь рост такого замечательного художника — в этом оправдание настоящей выставки.
К перечисленным художникам примыкает ряд других, тоже даровитых, но более легковесных и с заметным желанием выделиться особой оригинальностью приемов, а может быть, и пошутить над добродетельным негодованием возмущенной публики. Эти-то, должно быть, и сходят главным образом за футуристов. Но до чего все это невинно. Вот грациозный, остроумный и поэтичный Шагал, прирожденный живописец по вкусу к краске, к пятну, к яркой характеристике.
<…> Согласимся раз навсегда, что искусство имеет свои условности, что художнику-творцу принадлежит право вводить в свои картины элементы гротеска, фантастики и несбыточного и не будем этими пустяками отвлекаться от правильной оценки художественных достоинств произведения.
<…> Почти то же самое можно сказать и о талантливом Пуни. Никакие его «выходки» и новшества, вроде нашумевшей настоящей тарелочки на настоящей доске, в которой своего только подпись (чего уж реальнее?), не скроют подозрительного родства его эскизов с самой обыкновенной немецкой plakatten-malerei, давно всем набившей оскомину в Мюнхене.
Вот и все «футуристы». Как видит читатель, на деле, этот жупел, столь страшный для одних и любезный для других, оказался просто пустым звуком. Вместо него мы находим нескольких прекрасных художников, даровитых, культурных, оригинальных, мастеров своего дела, знающих и любящих его тайны…
Картина Филонова, одного из крупнейших молодых русских художников, представляет характерный образец современной трактовки знакомой темы «Святое семейство». Интересно проследить умышленную обрубленность фигур, простоту и неловкость движений, составляющую странный контраст с виртуозной и мелочной расчлененностью формы и филигранной техникой. Контраст еще усугубляется скульптурной чеканной выпуклостью некоторых деталей, однако, не нарушающей общего плоскостного, коврового характера картины.
Организаторы добыли не только гвоздей для развески, но и «гвоздь» выставки, так редко встречающийся на выставках последнего времени.
Я считаю таким гвоздем Филонова, картинам которого отведен здесь целый белый светлый угол. Выставлены его картины, очевидно, двух резко отличающихся один от другого периодов.
Два портрета (певицы Глебовой[866] и А. Н. Гуэ[867]) написаны до такой степени реально, что знакомые с картинами этого художника по его работам последнего периода, которые кстати висят здесь же рядом, никогда не сказали бы, что это кисть одного и того же мастера. Для назидания обыкновенно думающих, что левые ломаки «не умеют писать как следует и потому пишут безграмотно», — это довольно назидательно. Любопытно и вообще для характеристики творческого пути Филонова, быть может, еще не достигшего тех целей, которые он себе ставит, но во всяком случае упорно, с большой тщательностью к ним стремящегося.
861
На выставке экспонировались двадцать две работы П. Н. Филонова, объединенные в цикл «Ввод в Мировый расцвет». Их список восстановлен И. А. Прониной. См.:
862
Речь идет о работах П. Н. Филонова «Цветы мирового расцвета» и «Две девочки (Белая картина)», образный ряд которых визуализирует стержневую мысль цикла: цель исторического процесса — движение человечества к грядущему преображению, к переходу из «царства материи» в «царство Духа». Адептами этой идеи, распространенной в художественных кругах России, были многие из пионеров российского авангарда: В. В. Кандинский, Филонов, К. С. Малевич. Они переходили к абстракции для того, чтобы визуализировать «духовную» вселенную. Четко выявленное содержание названных произведений Филонова противоречит обвинениям Л. И. Пумпянского в том, что в них «нет ни плана, ни последовательности».
863
К закрытию выставки во Дворце искусств//Жизнь искусства. 1921. 15 ноября. № 817. С. 5. Аннотация к картине П. Н. Филонова «Крестьянская семья» из цикла «Ввод в мировой расцвет», воспроизведенной в рубрике «К закрытию выставки во дворце искусств». Название картины неоднократно менялось. А. Е. Крученых упоминает о ней как о «Семействе плотника». Известна она и как «Святое семейство». В первые послереволюционные годы Дворцом искусств называли Зимний дворец.
864
865
Объединение «Община художников» существовало в С.-Петербурге с 1908 по 1930 год. Основано выпускниками ВХУ при ИАХ при близком участии И. Е. Репина. В 1920-е годы Община располагалась в особняке на Большой Пушкарской (дом 48). Здесь были организованы: студия для художников, библиотека, музей, концертный зал и несколько гостиных, выставочные залы. В 1921–1928 годы Община провела семь периодических выставок. Третья выставка художников состоялась в 1921 году.
866
П. Н. Филонов. «Портрет Евдокии Николаевны Глебовой». 1915. Холст, масло. 97 × 77,5, ГРМ.