Что же касается «мастерства» Филонова, то он, несомненно, большой мастер. Настойчивой тренировкой руки и глаза достиг он редкостной твердости рисунка, выработал в себе изощренное чувство цвета. Свойства эти бросаются в глаза даже неопытному посетителю и располагают его в пользу Филонова как художника исключительно высокой профессиональной квалификации. Располагает и то, что ни в одном из многочисленных произведений Филонова нет и тени халтуры. Все его вещи сделаны на редкость добросовестно. А когда зритель узнает, что Филонов прошел поразительную по трудности материальных условий жизненную школу и никогда, ни в едином случае не поступился чистотой своих взглядов и убеждений, — уважение его к художнику еще более возрастает. Но все это из области личных свойств Филонова. Однако, как бы высоко ни расценивали мы художника, как Павла Николаевича, мы не должны все же терять правильного подхода к оценке его творчества. Да, Филонов — большой мастер-профессионал. Но какова значимость его как художника, как мастера, призванного давать нам эмоционально-действенное истолкование явлений окружающей действительности? Пусть мировосприятие его по природе своей, как мы видели, мелкобуржуазное. Но ведь и буржуазные художники бывают разного масштаба. Большим художником, крупным талантом, гением считаем мы того, кто дает нам в творчестве своем целостные художественные образы, суммирующие уйму мелких, калейдоскопически распыленных явлений, общественно-политическое значение которых ускользает из поля зрения рядового человека и лишь через посредство художника приобретает четкие контуры. Можно ли с этой точки зрения признать Филонова большим художником?
Нет, нельзя. Широко обобщающего, синтетического художественного образа Филонов не дает и дать не может. Такова уж особенность его дарования. Недаром, пытаясь философски обосновать свою теорию, ставит он такое решительное ударение на анализ — «аналитическая школа». «Думай над каждым атомом делаемой вещи», — внушает он ученикам своим, «упорно и точно делай каждый атом», «упорно и точно рисуй каждый атом», ибо степень напряжения «аналитической сделанности» определяет качественность произведения искусства. «Общее возникает из частных» — таково основное положение Филонова. Надо ли говорить, насколько ошибочно это положение. Владимир Ильич Ленин настойчиво указывал, какое решающее значение для всех видов практической деятельности имеет тесная связь практики с теорией. Отрыв от теории, от четкой общей линии неожиданно ведет к тому, что в плане политическом называем мы «делячеством» и против чего так энергично борется партия. Филонов в области искусства является как раз такого рода «делякой». Это — великий мастер на мелкие дела. С редким упорством корпит он сам и заставляет корпеть учеников своих над деталями, над пресловутыми «атомами», не имея общей четкой синтезирующей идеи единого целостного художественного образа. Из-за сучьев не видит он леса. «Вещь должна расти и развиваться, — говорит он, — так же закономерно и органически, атом за атомом, как совершается рост в природе». Типичный «самотек» рядового «деляки». И тот же самый результат. И тут и там отсутствие «руля и ветрил» приводит, невзирая на качественную высоту отдельных моментов работы, к утрате твердо обоснованной общей линии, к ее искривлению и вредным последствиям.
Такова значимость Филонова как мастера. Таково значение созданной им «аналитической школы».
Попытки Филонова прикрыть пустоту своего внутреннего буржуазного содержания мишурой научности тоже не выдерживают никакой критики. Затхлой метафизикой натурфилософии веет от претензий его показать «процесс роста и развития». Когда на лице здорового, казалось бы, человека (см. «Мать» [999] ) изображает художник некую «язву» с какими-то кристалловидными образованиями и уверяет, что он вскрыл процесс «развития», это наивно, как наивно усматривать процесс «роста» в том, что над нормально поставленным глазом рисуется еще дополнительный «третий» глаз, или в том, что голова лошади обрастает рядом ушей, рядом глаз и превращается в некий «сгусток».
Я сознательно не коснулся ни вопроса о близости Филонова к западноевропейскому экспрессионизму, ни вопроса об использовании Филоновым уроков старых мастеров. Цель данной статьи — показать общественно-политическое и художественное значение Филонова — может быть осуществлена и при не столь широкой постановке вопроса, путем использования только того материала, который имеется на данной выставке.
Филонов П. Н. ПИСЬМА
1
П. Н. Филонов — М. В. Матюшину [1000]
1914, С.-Петербург
Михаил Васильевич, по поводу моего с Вами разговора должен сказать следующее: несмотря на то, что я был с Вами совершенно искренен, но я невольно применился к обстоятельствам, вытекавшим из него. Сущность нашего разговора — это чистое искусство и то неизбежное, что надо для него сделать. Так как мы с Вами вообще мало говорили как вчера, так и ранее, то пусть этот разговор будет последним, в котором я не высказался так, как должен. Теперь я буду говорить с Вами без недомолвок и перегородок. Я вижу перед собой искусство объективно, как кремень или кусок железа, и все, что к нему не относится, я устраню. Я поступлю так, как поступит полководец, который тяжело раненых и больных оставит, а пойдет или один или с самыми лучшими (которые не ноют по-песьи), и это не будет беспощадность, а будет жалость и самая нежная забота о тех лучших и сильных, которые пропадут так же хорошо, как и больные, если с ними свяжутся. Это маленький пролог — а теперь по существу, и я смело и прямо скажу то, в чем я уверен, и если в данный момент это оттолкнет Вас от меня, то я уверен, я знаю, что после первой же Вашей попытки расходовать Ваши силы на то, чтобы организовать общество [1001] с бору да с сосенки, Вы увидите, что в данный момент Вам работать не с кем, кроме меня и Малевича. Это будет центр: я, Вы и он и никто иной (порядок, в котором я пишу «я, Вы и он» мною ставится сознательно и безошибочно — если бы он был иным, я бы написал в любом порядке иначе). Причем ни Вы, ни он не могли бы так безошибочно выбрать вещь или человека, нужного для нашего дела, как я. Бурлюков [1002] я отрицаю начисто. Они относятся в данный момент не к новому искусству, а к эксплоатации нового искусства. Я же от этого дела далек и чужд [1003] .
Свое искусство я называю «двойной натурализм», Малевич свое называет «заумный реализм» [1004] . Мое искусство не убить ничем; его определение — «двойной натурализм» — верное и жизненное; искусство Малевича и его определение «заумный реализм» тоже глубоко и верно обоснованы, и я знаю, до чего может дойти он [1005] . Вы же войдете в это дело как «человек нового искусства», необходимо нужный, независимо от того, что как художник Вы не такой практик как мы (это помещенное в скобки можно бы и не писать, но можно и написать — это ценное разъяснение).
Я и люди, которых я знаю (Кириллова, Лассон, Какабадзе — только трое, я четвертый; Псковитинов — недоразумение, остатки той жалости, о которой и Вам известно), основали общество [1006] , основываясь на идее, которая органически вытекает из глубины запросов русского искусства, которому должно, безошибочно должно принадлежать мировое господство, что я и сделаю, хотя бы один. Теперь Вы хотите основать общество, — основывайте, набирайте, — можно же основать филаретовское общество [1007] или палату архангела Михаила [1008] , но это будет искусственно по отношению к моему кружку, и Ваше место у нас и нигде иначе. Вы хотите связать идею вашего общества с идеями Елены Гуро, но не может быть истины во имя Елены Гуро, Матюшина, Филонова или иного другого — может быть истина во имя вечного движения вперед и вечной и нужной цели, остальное — истины подставные.
999
П. Н. Филонов. «Мать». 1916. Бумага, акварель, чернила, тушь, перо, кисть. 50,7 × 52. ГРМ.
1000
Оригинал: ОР ГТГ. Ф. 25. Ед. хр. 11. Опубликовано Е. Ф. Ковтуном: Павел Филонов и его школа. Каталог выставки. Дюссельдорф. 1990. С. 72–74.
1001
В 1915 году М. В. Матюшин всерьез увлекся идеями Мирового расцвета, о чем неодобрительно отзывался К. С. Малевич. «В последний год жизни Матюшин рассказывал своей ученице М. Эндер, которая систематически записывала его воспоминания: „Помню, как под влиянием Филонова я начал композицию „Жизнь“, Малевич мне сказал: „Зачем ты это делаешь, это сделаем мы, делай свое“. Но мне надо было нащупать новое, чтобы делать свое“». См.:
1002
1003
Возможно, Филонов имеет в виду чрезвычайно активную деятельность Д. Бурлюка и его братьев по пропаганде нового искусства: многочисленные лекции и доклады в городах России в период «бури и натиска» авангарда.
1004
На последней выставке «Союза молодежи», проходившей с 10 ноября 1913 по 10 января 1914 года на Невском пр. д. 73, К. С. Малевич экспонировал свои произведения под рубрикой «заумный реализм» (1912) и «кубо-футуристический реализм». В первом разделе были представлены: «Крестьянка с ведрами»; «Лицо крестьянской девушки»; «Крестьяне на улице»; «Утро после вьюги в деревне»; «Усовершенствованный портрет Ивана Васильевича Клюнкова». Название метода, очевидно, восходит к понятию «Заумь». Ко второму разделу были отнесены «Жница», «Керосинка», «Стенные часы», «Лампа», «Самовар», «Портрет помещицы».
1005
В противоположность П. Н. Филонову, высоко ценившему эксперименты К. С. Малевича, последний не без иронии воспринимал идеи Павла Николаевича и его резкие высказывания в адрес современных художников: «Грех Филонову, питающемуся корнями кубизма и футуризма, лаять на него; Гри, Пикассо, Брак, Леже, итальянец Боччони — вот расцветшие цветы кубофутуризма.
И если Филонов хочет быть мировым расцветителем, то какого толка цветок будет, если останется то же течение, тот же сдвиг, то же выявление пространства.
Да, мы тоже расцвели, но расцвели футуризмом. И мы выдвигаем новое, может быть, обратное». См.:
1006
Речь идет об Интимной мастерской живописцев и рисовальщиков «Сделанные картины», основанной в 1914 году.
1007
«Всероссийское филаретовское общество народного образования» было основано в 1914 году В. М. Пуришкевичем (1870–1920), одним из лидеров крайне правых во Второй — Четвертой Государственных думах. Названо в честь митрополита Московского (с 1826) Филарета (в миру: Дроздов Василий Михайлович, 1782–1867), проповедника и идеолога православия.
1008
Палата архангела Михаила, точнее «Союз Михаила Архангела» (с 1908), монархическая организация, которую возглавлял В. М. Пуришкевич.