— Послушай! — крикнул таксист. — Но она должна была пройти здесь.
— Никого тут не было. Я здесь на дежурстве. И никаких цветов на борт не проносили после того, как пробило восемь склянок.
— Ладно, ладно, мы поняли, — раздраженно проворчал таксист. — Склянки, это надо же!
— Все пассажиры уже на борту? — поинтересовался Мойр.
— Последний зашел минут пять назад. Так что коробочка полна, все в сборе, в том числе и мистер Обин Дейл. Хотя вы ни за что бы его не узнали, ведь он распрощался со своими бакенбардами. Прямо на себя не похож! О господи, — матрос взмахнул рукой, указывая то ли на свой подбородок, то ли на шею. — Нет, ему это не идет, придется, видно, отращивать снова, — добавил он.
— Ну а кого-нибудь еще не заметили? Того, кто как бы не на своем месте?
— Здрасте-пожалуйста! Да что случилось-то?
— Пока, насколько мне известно, ничего. Ровным счетом ничего.
— Как же тихо, — заметил матрос. — В тумане всегда так тихо. — Он сплюнул за борт. — Я тут слышал, как поет какой-то бедолага, — сообщил он. — Только голос довольно странный. Вроде бы женский, но не знаю, не уверен. Да и мелодия тоже какая-то незнакомая.
Мойр выждал секунду-другую, потом произнес:
— Что ж, еще раз спасибо, служивый. А мы пройдемся еще немного.
Они с водителем отошли на достаточное расстояние, и тогда, откашлявшись, потому что от тумана сильно першило в горле, Мойр поинтересовался:
— Ну а как она выглядела, папаша? Было на что посмотреть?
Водитель выдал ему довольно путаное и невнятное описание своей пассажирки, где единственной зацепкой могли послужить светлые волосы, уложенные в прическу по последней моде. Поразмыслив еще немного, таксист вспомнил туфельки на шпильках. Когда девушка выходила из машины, каблучок одной туфли застрял в щели между двумя планками, и ей пришлось вызволять обувь.
Мойр внимательно слушал.
— Что ж, спасибо, — сказал он. — А теперь, думаю, надо бы мне пойти и самому осмотреться. А вы возвращайтесь в свой кэб и ждите там. Ждите, поняли меня?
Предложение вызвало новую волну недовольства, но констебль умел настоять на своем, и таксист, хоть и нехотя, вернулся к машине. Мойр проводил его глазами, затем двинулся в сторону стоявшей впереди лебедки, где грузчики встретили его подозрительными и настороженными взглядами, которыми в определенных кругах встречают полицейских. Мойр спросил их, не видели ли они здесь девушку, и повторил описание таксиста. Однако ни один из этих ребят вроде бы не видел.
Он уже развернулся к ним спиной, как вдруг один из парней спросил:
— Что, снова неприятности, мистер коп?
— Я бы так не сказал, — легкомысленно отмахнулся Мойр. Но тут послышался чей-то другой решительный голос:
— Что ж никак не поймаете Цветочного Убийцу, а, начальник?
— Не теряем надежды поймать, дружище, — добродушно ответил Мойр. И отошел с озабоченным видом — ведь он как-никак на службе.
И принялся искать девушку из цветочного магазина. На пристани полно темных уголков. Он медленно двигался вперед, посвечивал фонариком под платформами, за выгруженными тюками, в щели между строениями и горами какого-то груза. И даже направил луч на темную поверхность воды, где его поджидали неприятные, но не имеющие отношения к делу открытия.
Тем временем суета и шум на борту «Мыса Фаруэлл» понемногу стихли. Мойр услышал, как подняли передний трап, поднял голову и увидел отсыревшего и безвольно обвисшего в тумане Синего Питера[2]. Докеры, завершившие погрузку, прошли через ангар, и постепенно голоса их стихли.
Констебль вернулся в проход. В самом дальнем его конце все еще стояло такси. По дороге на пристань они с водителем шли очень быстро, теперь же Мойр передвигался со скоростью улитки и светил фонариком. Он знал, что поверхности строений, затянутые темнотой и туманом, выглядят сплошными стенами, но на самом деле между этими сооружениями имелись проходы, пусть и узенькие. В одном месте от главного прохода открывался еле заметный сейчас проулок, и там царила чернильная тьма.
Было без одной минуты двенадцать, и «Мыс Фаруэлл», готовясь к отплытию, издал протяжный и хриплый гудок, больше напоминающий отрыжку какого-то великана. Мойр даже вздрогнул от неожиданности.
Гудок, видимо, спугнул и крысу — она вылетела из какой-то щели и пробежала прямо по его сапогам. Он чертыхнулся, отшатнулся в сторону. Луч фонарика заплясал и вдруг вырвал на миг из черноты проулка туфлю на высоком каблуке и часть ноги. Мойр направил свет туда. Луч медленно прополз по ноге, высветил красноватую полоску в дырке на нейлоновом чулке. Он двигался все дальше и наконец остановился на россыпи искусственных жемчужин и ворохе свежих цветов на груди мертвой девушки.