Выбрать главу

— И он будет находиться здесь, — продолжал Том Волер. — Я уже отправил парня вниз на лифте, чтобы он оградил все, что требуется. Все под контролем, Холе.

Последнюю фразу он произнес со странной полувопросительной интонацией.

Харри прокашлялся и спросил:

— Где она?

— Здесь, в ванной.

Волер сделал шаг в сторону и, когда Харри проходил мимо, изобразил озабоченность:

— Ударился, Холе?

Спальня была обставлена простенько, но со вкусом и романтично. Двуспальная кровать, застеленная для одного человека, стояла у самой балки. На балке был вырезан странный рисунок: контур сердца и на нем треугольник. Наверное, память о любовнике, подумал Харри. Стену над кроватью украшали три постера с обнаженными мужчинами — выражаясь с эротической политкорректностью, что-то между откровенным искусством и легким порно. Никаких личных вещей или фотографий видно не было.

Ванная комната находилась чуть дальше — практически в пределах спальни, и места в ней было ровно столько, сколько требовалось для раковины, туалета, душевой кабинки без занавеса и тела Камиллы Луен. Она лежала на плиточном полу, повернув лицо к двери, но смотрела на лейку душа, будто ожидая еще воды.

Одежды на ней не было, если не считать распахнутого белого халата, сейчас мокрого насквозь и закрывающего сливное отверстие душа. Беата стояла на пороге и фотографировала.

— Кто-нибудь выяснил, когда наступила смерть?

— Патологоанатом скоро будет, — откликнулась Беата. — Но rigor mortis[5] еще не наступило, да и тело не совсем остыло. Думаю, пару часов назад.

— А когда сосед с консьержем ее нашли, разве душ не был включен?

— А что?

— Теплая вода могла поддерживать температуру тела и отсрочить окоченение. — Харри посмотрел на часы: четверть седьмого.

— Скажем так, предположительно она умерла около пяти, — высказался Волер.

— Это почему? — спросил Харри, не оборачиваясь.

— Поскольку нет оснований считать, что труп переносили, будем исходить из того, что ее убили, когда она находилась в душе. Как видишь, тело и халат закрывают сливное отверстие. Это и вызвало затопление. Консьерж, выключивший воду, сказал, что открыта она была на полную мощность. Я смерил давление воды — неплохо для мансарды. Не так уж много времени требуется, чтобы вода залила такую маленькую ванную комнату и потекла в спальню. И до соседей она добралась довольно быстро. Женщина из нижней квартиры говорит, что было двадцать минут шестого, когда они обнаружили течь.

— Это всего час назад, — заметил Харри. — А вы уже полчаса как здесь. Кажется, все тут реагируют на события необычайно быстро.

— Ну, не все, — протянул Волер.

Харри промолчал.

— Я имею в виду патологоанатома. — Волер улыбнулся. — Ему уже полагается быть здесь.

Беата закончила фотографировать и обменялась взглядами с Харри.

Волер тронул ее за плечо:

— Если что, звони. Я на третьем, поговорю с консьержем.

— Хорошо.

Харри дождался, пока он уйдет, и спросил:

— Можно мне?..

Беата кивнула и отошла в сторону.

Подошвы чавкали на мокрому полу. Повсюду в ванной комнате были капельки воды. Собираясь в ручейки, они сбегали вниз. Глядя на зеркало, можно было подумать, что оно плакало. Харри присел на корточки; чтобы не потерять равновесия, оперся о стену, глубоко вдохнул воздух, но почувствовал только запах мыла. Других запахов, которых он ожидал, не было. Это дизосмия, вспомнил Харри. О ней он читал в книге, которую брал у доктора Эуне, психолога, работающего с сотрудниками криминального отдела. Некоторые запахи мозг попросту отказывается воспринимать или начинает путать, ощущая приятные ароматы как отвратительные. В книге говорилось, что такая форма извращения обоняния часто объясняется эмоциональными травмами. Впрочем, сейчас Харри об этом не думал. Думал он о том, что не чувствует трупного запаха.

Камилла Луен была молодой. Харри дал бы ей лет двадцать семь — тридцать. Миловидная. Пухленькая. Гладкая загорелая кожа, которая, правда, уже приобрела характерную мертвенную бледность. Темные волосы, которые станут светлее, когда высохнут. И маленькая дырочка во лбу, которую сотрудник похоронного бюро без труда замажет косметикой. Больше макияжа такого рода тут и не требовалось — разве что сделать незаметной небольшую шишечку, набитую под правой бровью.

Харри сосредоточился на маленькой, идеально круглой черной дырочке во лбу. Не больше, чем дырочка в кроне.[6] Возможно, Харри и удивился бы тому, через какие маленькие отверстия порой выходит человеческая жизнь, но нельзя доверять глазам: иногда кожа стягивается. Харри посчитал, что в данном случае пуля была больше входного отверстия.

— Паршиво, что она все это время пролежала в воде, — сказала Беата. — Иначе мы могли бы найти отпечатки пальцев убийцы или следы его ДНК на теле.

— Хм… Но на лоб-то вряд ли попало много воды.

— Вокруг входного отверстия — черная запекшаяся кровь. На коже — почернение от выстрела. Рана может нам кое-что рассказать. Лупу?

Не отрывая взгляда от Камиллы Луен, Харри протянул руку и, почувствовав в ней благородную тяжесть немецкой оптики, приступил к изучению участка раны.

— Ну, что видно? — услышал Харри шепот Беаты у самого уха.

Как всегда, она была любопытной и жадной до знаний. Харри знал, что скоро придет день, когда он уже не сможет научить ее ничему.

— Серый оттенок на общем черном цвете входного отверстия говорит о том, что стреляли с близкого расстояния, но не вплотную, — сказал он. — Я думаю, расстояние было около полуметра.

— Да?

— По асимметрии отверстия можно сказать, что стрелявший целился сверху под углом.

Харри осторожно повернул голову убитой. Лоб еще не остыл.

— Выходного отверстия нет, — отметил он. — Это подтверждает, что стреляли под углом. Возможно, она стояла перед убийцей на коленях.

— Можно понять, из какого оружия стреляли?

Харри покачал головой:

— Это определит только патологоанатом с ребятами-баллистиками. Отверстие постепенно уменьшается, значит, оружие было короткоствольное — пистолет.

Харри стал систематично изучать труп, пытаясь подметить мельчайшие детали, но понял, что мозг, все еще затуманенный алкоголем, отсеивает подробности, которые могли бы ему пригодиться. Нет, могли бы пригодиться им. Это не его дело. Тем не менее он продолжал и, склоняясь над изуродованной рукой, буркнул:

— Дональд Дак.

Беата посмотрела на него непонимающе.

— Его так в комиксах рисуют, — пояснил Харри, — с четырьмя пальцами.

— Я комиксов не читаю.

Не хватало указательного. На его месте был черный от свернувшейся крови срез, где можно было различить ткань сухожилия и белую кость. Ровная, аккуратная работа. Харри осторожно тронул кость кончиком пальца. Срез оказался совершенно гладким.

— Кусачки, — сказал он, — или очень острый нож. Палец нашли?

— Не-а.

Харри внезапно почувствовал, что его мутит, и закрыл глаза. Пару раз вдохнул и выдохнул. Открыл глаза.

— Может, рэкетир, — предположила Беата. — Они используют кусачки.

— Может быть, — невнятно пробормотал Харри.

Он поднялся и увидел свои следы на белой плитке, а ему-то казалось, она розовая…

Беата наклонилась сделать крупную фотографию лица погибшей.

— Ну и крови же из нее натекло, — заметила она.

— Это потому, что ее рука лежала в воде, — сообщил Харри. — Вода не дает крови свернуться.

вернуться

5

Трупное окоченение (лат.).

вернуться

6

Некоторые норвежские монеты (в том числе монета в одну крону) имеют в середине круглое отверстие.