Будет это у тебя потом? После щелчка? А если она где-то рядом? Ели ее можно найти? Например, по номерам машины? Тебе же приходила в голову эта мысль! Почему же ты ей не воспользовался? Обида не позволяла?
А потом, если тебя найдут, твой протухший труп, оскалившийся и обглоданный крысами, покажут твоей жене на опознании? Это все на что ты способен? Обидеться до смерти за то, что себе охотно простил? На прощальную жалкую улыбку в морге: извини, но у меня не вышло? Это все что ты есть?! Выбирай! Выбери немедленно! Вот парк и детский смех, и твои ноги шуршат по осенней листве, и вот темнота с твоими белыми глазами. Выбери сейчас. Выбери. Сделай хоть один мужской поступок в своей жизни!
Максим посмотрел в лицо врагу. Над ним стоял вожак. Он был тоже ранен — правая рука висела, и пистолет он держал в левой. Его шатало от контузии. Максим ударил его ногой в коленную чашечку. Грянул выстрел и вожак упал. Пуля пробила правую руку чуть выше локтя, но чувствовать боль было некогда. Максим левой рукой схватил лежащий рядом автомат и положив его на ногу вместо сошек, выстрелил в поднимающегося убийцу. И еще раз. И еще, на тот случай, если промахнулся. Кинул автомат на грудь и дал очередь назад, туда где последний раз видел направленный на него ствол. Поглядел назад, поискал глазами парнишку с пистолетом. Тот лежал глазами в небо, а светлую куртку заливало красное пятно.
Максим успел просипеть в рацию:
— Сева, я трехсотый[1], тяжелый трехсотый.
И отключился.
Очнулся он от того, что его трясли. Он открыл глаза и увидел светлеющее небо с Венерой и себя на носилках. Без маски.
— Черт! Макс! Ты нас напугал. — голос Севы в наушнике слегка подпрыгивал, — Я думал, что ты копыта отбросить пытаешься. Рванул впереди всех, вышел из строя. Ты с ума сошел? Умереть захотел? В тебе пять пуль!
— Пять?
— Нет! Я шучу!
— Я помню только три. Две в спину и третья в руку.
— Тебе нельзя разговаривать. А во-вторых, еще две ты получил в левую ногу до того как упал. Он в тебя стрелял непрерывно. Слава богу, что он был контужен как глушенный лосось.
— А что с..
— Детей взяли человек двадцать. В том числе ту, что ты стукнул. Связались с властями, теперь пусть они не знают, что с ними делать. Ты, кстати, знаешь, что детки головы резали? У них в лагере нашли штук пятьдесят. Все свежие. Скорее всего, из Крекшино. Как хоронить теперь — непонятно. Вот полюбуйся.
Сева махнул рукой по направлению к пруду.
Берег пруда был утыкан кольями, на которые были насажены отрезанные человеческие головы. Мужские, женские, детские. Они стояли страшным парадом. Максима несли мимо этого строя к БТРу на носилках и каждая провожала его прощальным салютом. Их глаза были закачены, перекошены, вывернуты внутрь и ни с одной невозможно было столкнуться взглядом. Незнакомые. Все, кроме одной.
— Стойте!
Сева снова бросился к Максиму.
— Тебе нельзя вставать! Немедленно ляг!
Максим показал на голову и приказал:
— Ближе!
Его поднесли переглядываясь.
— Ты, что узнал его?
— Да.
Максим снова закашлялся. Последний раз он видел это лицо улыбающимся. Еще бы, ведь в этот момент руки помогали Ангеле садится в машину. Или обнимали за талию. Действительно красивый был парень. И наверное в момент смерти был не один.
Максим резким движением вывалился из носилок и пополз обратно, в ту сторону, откуда начинался ряд. Во рту снова стало солоно. Он загребал руками землю, траву. Подползая к очередной голове он переворачивался на спину и смотрел. Не то. И это не то. Переворачивался на живот и снова полз. Крепкие руки схватили его за шкирку и пояс, подняли, перевернули и снова уложили на носилки.
— Скажи, друг, тебе нужны все головы?
Сева не улыбался.
— Да. Все. Или еще две. Как получится. Женские. Одна женская. Вторая детская. Девочки.
Максима трясло. Речь становилась обрывочной.
— Все понятно. Так! Понесли лейтенанта. Подносим к каждой голове.
Его снова понесли, но уже в сторону откуда начинался страшный парад.
— Не то.
Еще голова. Оскалившаяся женщина, с всклокоченными волосами, уставилась мертвыми глазами в небо.
— Не то.
Избитые и захваченные на рейде подростки испуганно жмутся друг к другу. Они боятся предположить, что с ними будет, если страшный израненный лейтенант найдет то, что ищет.
— Не то.
— Не то.
И так полсотни раз. Когда последняя голова была позади и его снова понесли к БТРу, Максим схаркнул кровь и спросил:
1
Трехсотый (300) — термин на армейском языке означающий раненого. Соответственно, двухсотый означает — труп.