Я — русский писатель, а покуда на свете будет существовать хотя бы один антисемит, я буду с гордостью отвечать на вопрос о национальности: «Еврей». Мне ненавистно расовое и национальное чванство. Береза может быть дороже пальмы, но не выше ее. Такая иерархия ценностей нелепа. Она не раз приводила человечество к страшным бойням. Я знаю, что люди труда и творчества могут понять друг друга, даже если между ними будут не только тараны, но и туманы взаимного незнания. Книга тоже может бороться за мир, за счастье, а писатель может отложить рукопись, ездить, говорить, уговаривать, спорить и как бы продолжать недописанную главу. Ведь писатель отвечает за жизнь своих читателей, за жизнь людей, которые никогда не прочтут его книг, за все книги, написанные до него, и за те, которые никогда не будут написаны, когда даже имя его забудут. Я сказал то, что думаю о долге писателя и человека. А смерть должна хорошо войти в жизнь, стать той последней страницей, над которой мучается любой писатель. И пока сердце бьется — нужно любить со страстью, со слепотой молодости, отстаивать то, что тебе дорого, бороться, работать и жить, — жить, пока бьется сердце…»
8
Встречи и беседы
Есть выражение: «говорит, как пишет». Эренбург писал, как говорил. У него был в литературе не только «свой голос», но и «своя» дикция, своя манера окрашивать сказанное.
Почти круглый год Илья Эренбург живет в Новом Иерусалиме. Из кабинета за широкой стеной виден небольшой ухоженный садик. Цветы после книг — вторая страсть писателя. Он отовсюду привозит семена, луковицы, черенки. Был февраль, уже пробивались подснежники, его любимые цветы.
«Время проходит? — гласит печальная мудрость Талмуда. — Время стоит. Проходите вы». Движение времени Эренбург ощущал физически.
Я застал писателя в благодушном настроении. Он шутил, читал свои стихи.
Был чудесный ужин. Эренбург ел и пил очень мало, но всегда любил угостить. Хозяйки стола — высокие, седые старые дамы, его сестры Евгения Григорьевна и Изабелла Григорьевна, они круглый год живут на даче Эренбурга. Илья Григорьевич, долго живший во Франции, предпочитал все французское. Он очень любил французские вина. Он угощал меня вином из коллекционной бутылки. В тот памятный для меня вечер, у него были Александр Гладков и поэт Леонид Мартынов с женой.
— Уверен, что мою поэзию, — сказал с грустью Эренбург, — признают в России только после смерти[93]. Вот увидите, мои стихи будут издавать наукообразно, с дотошными, никому не нужными литературоведческими комментариями.
Он знал все, что появлялось в поэзии, все тревоги и праздники, все читал и все помнил.
Кабинет на даче немногим отличается от московского. Только очень солнечно. Керамика. Стеллажи и шкафы с книгами. Много старых, с потускневшими корешками. Смотрю — книга стихов «Разлука», 1922. Эренбургу — Марина Цветаева:
«Вам, чья дружба мне далась дороже любой вражды и чья вражда мне дороже любой дружбы».
Сергей Есенин, «Трерядница», 1921 г. Авторская надпись:
Вы знаете запах нашей земли и рисуночность нашего климата. Передайте Парижу, что я не боюсь его. На снегах нашей родины мы снова сумеем закрутить метелью, одинаково страшной для них и этих.
«Любимому другу Илье Григорьевичу Эренбургу Б. Пастернак, 14/VII-22, Москва».
«Дорогому Илье Григорьевичу Эренбургу — суровому и нежному писателю, другу всех мирных и простых людей — с любовью и преклонением К. Паустовский, 27 февраля 1956 г.»
А вот надпись А. А. Ахматовой на сборнике стихов «Из шести книг».
«И. Г. Эренбургу — спасибо Вам за память… А. А. Ахматова. 1.XI.1940 г.»
«Моему доброму товарищу — Илье Эренбургу от Осипа Мандельштама. 15.11.1928 год. Спасибо Вам за добрые слова, сказанные в мой адрес».
93
В 1977 г. в Библиотеке Поэта Большая серия, вторым изданием вышли Стихотворения И. Г. Эренбурга. Вступительная статья С. С. Наровчатова, составление Б. М. Сарнова, подготовка текста и примечания Н. Г. Захаренко. Из-во «Советский писатель», ленинградское отделение. Тираж 40000 экз.