Кот вообще развивался очень быстро. В девять лет он писал стихи и маленькие рассказы. Он знал все обо всем. Как-то мы были в Елизаветинском монастыре, основанном моей бабушкой, и местный священник о. Димитрий повел нас в церковь поклониться чудотворной иконе. А Кот потянул меня к другой иконе неподалеку от алтаря и сказал, что на ней нарисованы все наши святые. «И святая Ирина здесь?» — спросила я. «Ну конечно», — ответил он и показал св. Николая, св. Елизавету, св. Ирину, св. Веру (имя моей матери), св. Димитрия (мой отец) и т.д. — всех на одной большой иконе.
Кот объяснял мне, как богат наш дядя Федор (князь Куракин, брат моей бабушки), у которого мы обычно останавливались, проезжая через Москву. «Знаешь, — говорил он, — ножи, вилки и ложки у него не серебряные, как у нас, а золотые». И однажды, когда стол был накрыт к обеду, а слуг не было поблизости, он привел меня в столовую, чтобы доказать это. «Серебро» и в самом деле было позолоченным. Затем, когда все были за обедом, он продолжил свои изыскания. «Хочешь знать, что у дяди Феди под кроватью? — спросил он. — Все — из чистого серебра». И снова мы отправились, чтобы воочию увидеть это чудо.
Когда дядя Федя умер, он оставил моей матери 250 тысяч рублей. Кот снова быстро объяснил мне: «Ты понимаешь, сколько это? Четверть миллиона! Это очень много». Меня не слишком занимало наследство, но мне нравилась большая, в рост человека, картина, которую перевезли в наш дом и которую я так любила в Степановском — «Начало охоты». Тогда же моя другая бабушка, графиня Татищева, решила отдать папе Варганово, а для своих дочерей купить небольшую сельскую усадьбу под Москвой и поселиться там с ними.
Из писем октября 1918
37-й день
Милая Мама. Так как ты, вероятно, не получила ни одного из моих посланий из 58№[6] то поздравляю тебя вторично со всеми семейными праздниками и очень благодарю за посылки, особенно книги, выбор которых оказался очень удачным, несмотря на то, что теперь их так трудно доставать. Мне страшно понравился последний хлеб, не московский ли это? Из последних продуктов мы особенно благодарим за кашу, которая так вкусна и питательна. Если наладится с Херсонской улицей, может быть ее можно будет посылать еще в большем количестве, — она как будто не портится и не высыхает несколько дней.
Как в Москве? Пострадал ли там кто-нибудь из знакомых, напр., Петр? Тоже интересно бы узнать судьбу Лориса и Ерм. — неужели они все еще сидят в том отвратительном мешке? Мы понемногу восстановляем свои силы. У папа, впрочем, за последние два дня небольшое повышение температуры — по вечерам 37 с десятыми и ломает; у меня два дня нормальная — по теперешним временам, т.е. 35,6 в среднем. Я лежу в компрессе и массу читаю. Кстати, относительно книг: так как ничего определенного просить, по-видимому, нельзя, то присылай, не стесняясь качеством, в таком же роде (в последний раз меня особенно порадовала «Психология масс» Лебона), если можно, классиков, напр., Плутарха.
Папа просит к пятнице папирос из его запаса и спичек.
У нас хорошее настроение, мы покойны и терпеливы, особенно когда не раздражают сожители по камере. Но мы их держим в ежовых, и уже заметны успехи: днем меньше болтовни и чавканья (при еде), ночью — храпенья.
Мне дают теперь по утрам сырое яйцо, хотя в общем пищу сократили: за обедом — 2 блюда (каши уже нет), за ужином одно. Но какая это благодать после известной клоаки, где отвратительные безбожники, вероятно, профанируя Евангелие, питали нас полселедкой и восьмушкой хлеба. Крепко целую тебя, Друга и бабушку, 100 комплиментов Ирине за лепешки, Ике за хлопоты. До свидания, хотя не смею надеяться на скорое. Я.
P. S. Со вчерашнего дня у нас топят, и теперь здесь совершенно тепло…
Только что послал тебе открытку законным образом. Твое письмо меня очень обрадовало, ибо ждать 13 дней не так уж трудно, тем более, что теперь у нас установилась тишина и можно спокойно заниматься литературой. Изучаю политическую экономию, книга оказалась очень удачна, это, кажется, лучшее руководство в России.
Итак, неужели до скорого свидания? Крепко целую тебя, бабушку (от здешней администрации слышно иногда о «попечительнице Нарышкиной»).
Очень благодарим тебя за сегодняшнюю посылку и также за предыдущую — форшмак был божественный. Очень также хорошо новое какао. Папа просит прислать янтарный мундштук, подаренный тобой в Вене. Если табак доставать легче, чем папиросы, то пришлите мне, пожалуйста, табаку и австрийскую (зеленую) трубку. Вчера я послал опять официальную открытку; к просьбам, изложенным в ней, добавляю еще одну: мы слышали, что в украинском посольстве можно доставать за плату газеты, может быть, вы попробуете это сделать и прислать нам в пятницу? Я много читаю, особенно Плутарха, который меня с каждым днем все более восхищает.