В конце концов Фермер принял решение о перебазировании отряда на эту поляну. Понимая, что отоспаться можно будет и позже, все работали как проклятые. Трошин с Несвидовым, как наиболее подкованные в артиллерийских премудростях, выкручивали из снарядов трубки, а раненые бойцы под руководством Бродяги и с помощью Казачины разбирали патроны и потрошили снаряды. Я, Люк и Зельц собирали по всей поляне карабины погибших артиллеристов и прочее снаряжение и относили все это в тенечек, где командир лично разбирался с этими завалами армейского имущества. Одной из наиболее ценных находок стала командирская «эмка», обнаруженная нами в подлеске. Судя по пробоинам, ее посекло осколками, когда на ней пытались скрыться в лесу от обстрела. Но, судя по всему, ее пассажирам повезло. Правда, не всем. На заднем сиденье мы нашли тело артиллерийского подполковника. В найденном при нем планшете, к нашей бесконечной радости, обнаружился комплект карт Белоруссии.
– Вот это подарок! – обрадовался Люк.
– Ага. Слушай, надо подполковника этого похоронить почеловечески. В благодарность.
Забрав документы и знаки различия, мы отнесли тело офицера в небольшую воронку, Люк отодрал от какогото ящика кусок жести, и я, сверяясь с командирским удостоверением, нацарапал на металле ножом:
«Неречин Павел Самойлович
Подполковник
1908–1941».
И после того, как мы засыпали тело землей, воткнул этот импровизированный обелиск в ногах у покойного.
За этим занятием нас и застал командир. Он молча постоял, думая о чемто своем, а потом сказал:
– Знаешь, Антон, а, наверное, ты прав! Похороним всех! А то что же, им непогребенными до скончания века так лежать?
На время оставив все прочие дела, мы подтаскивали тела к воронкам, как могли, сортировали их. Проверяли карманы, искали медальоны. Узнав имя и звание, вырезали их на жести. Минут через пятнадцать к нам присоединились и все остальные, кроме часовых и раненых. Да и то, Тотен, невзирая на раненую ногу, вызвался вырезать надписи на металле.
За три с лишним часа мы похоронили всех. Шестьдесят восемь человек. И только сорок два имени. Когда последняя, восемнадцатая по счету могила была засыпана, я присел на остатки снарядного ящика и, с трудом подняв натруженную руку, вытер пот со лба. Рядом присел Фермер.
Примерно за час до заката, когда обессилевшие бойцы расползлись по шалашам и навесам, командир снова созвал нас на совет.
– Поработали мы все сегодня на твердую пятерку, мужики! Объявляю нам всем благодарность. Теперь подобьем бабки. Саш, – обратился он к Бродяге, – сколько фугасов сделали?
– Тридцать один, да и то остановились потому, что работа тонкая, а все замотались до того, что глаза слипаются и руки дрожат.
– Молодцы! А сколько такой фугас по площади накрывает? – сказал командир.
– А кто ж его знает? Я такие никогда не делал…
– Так, может, испытаем? – предложил я.
– В смысле?
– Досок вокруг хватает. В землю навтыкаем, как мишени, и рванем один. А у нас тридцать останется… Круглое число.
– А силыто есть? С досками возиться? – поинтересовался Фермер.
– Ради красивого фейерверка я готов пострадать, – отшутился я.
– Ну, пошли. Пострадаем еще маленько.
Пока Бродяга с Ваней устанавливали фугас, мы вчетвером установили пару десятков мишеней на поляне, воспользовавшись для разметки сектора люковским лазерным дальномером.
Бродяга дает отмашку. Мы залегли в одной из воронок. Негромкий взрыв – и свист, и визг шрапнельных пуль над поляной. На противоположной опушке (от нас метров тридцатьсорок) – рукотворная осень. Кружатся в воздухе сорванные листья, с шорохом падают на землю срезанные ветки.
Гильзу развернуло «цветочком». Бродяга задумчиво трогает эту металлическую икебану ботинком:
– «Бинтовать» надо. Для надежности.
– Чем «бинтовать»? – спрашивает Казачина.
– Проволокой. Но можно и палки веревкой приматывать.
Мы идем осматривать мишени. Результат впечатляет. Пробоины в досках даже на расстоянии в тридцать метров – ровные и аккуратные. Осматриваем деревья на опушке – некоторые пули почти пробили десятисантиметровые стволы. Другие – глубоко застряли в более толстых деревьях.
Спрашиваю у Казачины:
– Вань, а по сколько пуль в фугас клали?
– Сотни три, может, четыре, мы точно не считали.
– А пыж делали?
– Конечно! Из кожи седельной вырезали и еще тряпки добавили.
Результат всем нравится, вот только сектор узковат – на глазок, градусов пятнадцать.
В голову опять лезут рационализаторские мысли, которые я озвучиваю, что называется, по месту:
– Мужики, а если часть фугасов на деревьях закрепить с наклоном вниз? И подрывать в два захода? После первого немцы залечь должны, а тут их сверху приголубит! Как вам идея?
– А что, неплохо! – высказывается командир.
Бродяга тоже одобрительно качает головой. Потом вносит свое рацпредложение:
– Только заряды эти надо ставить с директрисой не перпендикулярной дороге, а под углом к ней. Тогда глубина поражения больше будет.
– Ну что же, инструмент для работы на дорогах у нас теперь есть, – резюмирует командир.
Вернувшись под «командирский» тент (он, кстати, единственный, под которым можно сидеть, не скрючившись в три погибели), мы продолжаем «производственное совещание».
– Так, теперь – о добыче, – продолжает Фермер. – На поляне найдено и оприходовано… тридцать шесть карабинов, около полутора тысяч патронов к ним, «Дегтярев» ручной и к нему аж четыре диска, четыре «нагана» и немного гранат. Я предлагаю часть оружия спрятать, не тащить же все это с собой.
Да уж, нашей огневой мощи можно только позавидовать: на пятнадцать человек – четыре пулемета и шесть пистолетовпулеметов да по пять гранат на брата.
– Кстати, Серега, как там раненые? – задал я Доку давно интересовавший меня вопрос.
– Нормально. Тотен, сам видишь, хромает потихоньку. Трошину только перевязки регулярные нужны. А артиллеристам я бы еще денек отдыха порекомендовал дать.
Посовещавшись, мы решили дать себе небольшую передышку, а именно: провести назавтра занятия с личным составом, разведать окружающую местность, а на диверсию выдвинуться только вечером.
Ночь прошла на удивление спокойно, и, отстояв свои два часа на посту, причем мне досталось самое собачье время – с четырех до шести утра, остаток времени до подъема я провел в состоянии крепкого, здорового сна.
ГЛАВА 32
Взгляд со стороны. Бродяга [39]
– Пахать тебе, не перепахать! – Кулак Фермера грохнул по столу… и я проснулся.
«Во, блин! И приснится же такое! – подумал я. – Однако вставать все равно уже пора, вон, вокруг народ уже вовсю работает».
Выбравшись из спальника, я скатал его и, засунув в чехол, пристегнул к баулу. У изголовья чьято заботливая рука оставила вскрытую банку мясных консервов и пачку галет. Фляга с водой висела на поясе, так что вопрос с перекусом можно было считать решенным. Так что минут через десять я был уже вполне боеспособен и окончательно проснулся.
Неподалеку от костра, обложившись трофейным хабаром, сидел Иван и чтото записывал в блокнот.
– Проснулся? Это есть гут, я уж и сам тебя будить собирался.
– А что за вопрос?
– Держи. – Он пододвинул мне «МП38» и подсумок с магазинами. – Фермер распорядился тебе выдать.
– Емуто отнес чегонибудь?
– То же самое.
– Пистолет тоже? – Зная «любовь» Фермера к пистолетам, поинтересовался я.
– Да. «Парабеллум» выбрал, какой получше.
– И куда он посоветовал его тебе засунуть?
– Никуда, молча взял.
Да, чтото, видать, сдвинулось в природе. Обычно Саня это оружие не любит, только «бесшумки» терпит, и то по необходимости, но как раз ихто у нас и нет. Ладно, надо пойти и доложиться, уж у него небось давно для меня какаято очередная придумка заготовлена.